А. К. Цыцулин

Кому умом Россию не понять

се присутствующие члены Русского философского общества объединены любовью к России, и высказываемые мнения отличаются лишь методом анализа знаменитого стихотворения. Упоминание о любви здесь обусловлено тем, что эмоции предшествуют познанию, что для понимания России её надо любить, и ум здесь вторичен – ведь ещё Аристотель утверждал, что нравственность определяет цели, а разум – лишь средства их достижения. Нет нужды останавливаться на критике этого стихотворения людьми, не любящими Россию. Для того, чтобы обсуждать обозначенную тему, надо последовательно охарактеризовать объект, субъект, их отношение и метод определения этого отношения.

Объект: Россия. Конечно, речь идет не о географии, а о русском национальном характере (кстати, слово Русский Тютчев любил писать с большой буквы). Для того, чтобы этот характер сложился в образ, предлагаю не забывать, во-первых, пословицу «Русский мужик долго запрягает, да быстро ездит». Во-вторых, предание о том, что князь Владимир, крестясь, окунался в воды Днепра с высоко поднятыми руками, держащими меч – «Пусть я буду крещеный, и в соответствии с заповедями христовыми прощать врагам своим, но меч мой пусть останется некрещёным». В-третьих, притчу о том, как ведут себя православный крестьянин и протестант в одной и той же ситуации: если обоим пообещать в будущем году заплатить за зерно втридорога, то протестант займет денег и увеличит посевную площадь, а православный сократит её. Эти важные картины рисуют образ русского национального характера как сочетающий в себе мудрую созерцательность и героизм.

Субъект: строго не определён, в стихотворении Тютчева он отсутствует, и остаётся его расшифровывать. Типичные оценки – это сам Запад и граждане России – западники по духу. Это мнение я разделяю и намерен его уточнить и развить после объяснения метода.

Метод. Для анализа отношения этого нечётко определённого субъекта к русскому национальному характеру можно воспользоваться разными методами, но (в связи с актуальностью интеграции различных областей знания) мне представляется интересным объединить две концепции, – известные в истории и психологии.

Первая концепция – это теория этногенеза Л. Н. Гумилёва[1]. Ключевым элементом его теории является введённое в ней понятие пассионарности, которую Гумилёв в первом приближении делит на три градации: у пассионариев идеи перевешивают инстинкт самосохранения, у гармоничных личностей они уравновешены, у субпассионария наоборот – инстинкт самосохранения сильнее любых идей. Можно сказать, что для пассионария духовное важнее плотского, а для субпассионария – наоборот, плотское важнее духовного. При этом развитие любого этноса проходит через ряд стадий: подъёма, максимального напряжения, надлома, спада, обскурации, реликта. Гумилёв поясняет, что никакому отдельному человеку нельзя приписать уровень пассионарности исходя из эпохи, этот уровень у него в генах, и стадии этногенеза отражают лишь вероятностную структуру общества: на ранних стадиях этногенеза пассионарии преобладают (их количество больше некоторого порога), на поздних стадиях этногенеза пассионариев становится мало, и преобладают субпассионарии. Вместе с тем Л. Н. Гумилёв отмечает, что пассионарность может быть «наведённой», то есть многие люди по примеру героев могут стать героями. Явление наведённой пассионарности нашло отражение, в частности, в пословице «На миру и смерть красна» и в стихотворении К. Ваншенкина «Трус притворился храбрым на войне»; Л. Н. Гумилёв считал, что в войске Александра Македонского он был единственным пассионарием, а остальные приспосабливались к нему, «светили отражённым светом». Мне представляется очень важным, что пассионарность может быть не только «наведённой», но и «самонаведённой», и трус, притворившийся храбрым, сумел «себя преодолеть» и сам поднять уровень своей пассионарности. При этом способом такого «самонаведения» пассионарности может быть только то, что научные работники именуют самовнушением, а верующие – молитвой. Такая молитва, в частности, должна быть противоядием против усилий пропаганды «общечеловеческих ценностей» «прогрессивной» российской интеллигенцией. В общем – душа каждого гражданина России и есть поле боя добра со злом – боя, являющегося частью информационной войны, ведущейся Западом против России. Отмечу, что обсуждаемые знаменитые строки Ф. И. Тютчева написаны в эпоху расцвета Российской империи, когда пассионарность русского народа имела высокий уровень, определявший и государственно-патриотический дух, и расширение территории страны. Это значит, что в стране было много людей, генетически предрасположенных к героическому поведению.

Вторая концепция – теория психологических типов личности Н. М. Татарова[2]. Его теория делит весь спектр характеров на семь типов, которые я перечислю в соответствии с тем порядком, в котором их расположил автор – в вершинах семиконечной звезды: герой, жертва, хитрец, друг-труженик, злодей-педант, болтун-кумир, шкурник. Конечно, в характере каждого человека присутствует несколько черт, но какие-то являются доминантными. В картине психологии, построенной Н. М. Татаровым, важно не только выделение этих ключевых типов, но установление закона о психологической различимости для каждого типа характера лишь тех типов, которые расположены в звезде напротив него самого. Так, в звезде напротив героя расположены друг-труженик и злодей-педант. Хорошей иллюстрацией к этой психологической невосприимчивости для героя других типов личности я считаю слова из песни о Великой Отечественной войне под названием «О новом времени» В. Высоцкого: «И людей будем долго делить на своих и врагов». Это значит, что другие типы для героев психологически неразличимы. Эту ремарку о двухградационном восприятии многообразия типажей нужно повторять для всех остальных психологических типов. Точно также человек с психологией жертвы склонен делить людей на злодеев и кумиров; человек с доминантой хитреца хорошо различает тех, кто гонится за деньгами (шкурник) или за славой (кумир); труженик хорошо отличает героя от шкурника; злодей хорошо разбирается, кого можно подчинить своей воле (жертву), а кого не удастся (героя); болтун-кумир хорошо различает, кто согласится ему преданно аплодировать (жертва), а кто сумеет уклониться от этой роли (хитрец); шкурник делит людей на «умеющих жить» (хитрец) и «не умеющих жить» (труженик). Автор отмечает, что в приложении его концепции психологических типов к народам и континентам уровень героизма при движении в Европе с Востока на Запад убывает, а уровень шкурничества возрастает. При этом Россия – типичный герой.

После такой краткой характеристики попытаюсь синтезировать теории Гумилёва и Татарова в одну картину. Для начала отмечу, что Татаров рисует статичную картину, а Гумилёв динамичную. Для придания динамичности (учёта исторического времени) теории психологических типов введу сопоставление различных уровней пассионарности различным психологическим типам. На мой взгляд, пассионарию соответствует тип героя, гармонической личности соответствуют друг-труженик и злодей-педант, а остальные типы – субпассиионарии. При этом если их расположить по мере нарастания роли плотского в их типаже, то ряд будет выглядеть так: хитрец, болтун-кумир, жертва, шкурник. Глядя на «звезду» трудно понять возможное соединение в отдельной личности черт двух различных типов, например, болтуна-кумира и шкурника (Карлсон, который живёт на крыше) или болтуна-кумира и хитреца (Том Сойер), но приведённый метод «развёртки» «звезды» психологических типов помогает понять, что это просто промежуточные типы характеров на непрерывной шкале пассионарности.

Вероятностная структура психологических типов внутри этноса плавно изменяется во времени, и основной тенденцией, отмеченной Л. Н. Гумилёвым, является уменьшение количества пассионариев, т. е. потенциальных героев.

Для иллюстрации этого изменения во времени выберу лишь три последовательных относительно исторического времени среза – эпохи этнического подъёма, надлома и обскурации этноса. Распределение вероятностей психологических типов для начальной фазы этногенеза (этнического подъёма, сплошная кривая на рисунке) будет характеризоваться большой вероятностью для типа героя и уменьшающейся вероятностью по мере падения уровня пассионарности и движению к психологическому типу шкурника. Для более поздних фаз этногенеза картина меняется, количество людей с типом героя уменьшается, а с другими типами возрастает.

Например, в середине этногенеза (на рисунке отмечена как фаза надлома, шрих-пунктир) героев становится меньше, но и шкурников ещё не очень много.

Но на последней фазе этногенеза (обскурация этноса, пунктир) психологический тип шкурника преобладает.

Итак, объединение теории этногенеза и теории психологических типов позволяет дать определение субъектам стихотворения Ф. И. Тютчева, который, конечно, интуитивно чувствовал все эти понятия, оформленные в термины только спустя столетие.

Субъект и его отношение объекту. Субъектов нужно разделить на группы: пассионарии, гармоничные личности и субпассионарии. Полагаю, что герой героя, пассионарий пассионария, как говорится, «узнаёт издалека». Шкурник-субпассионарий понять героя не сможет никогда («им, гагарам, недоступно наслажденье битвой жизни»). Но и любой другой психологический тип субпассионария – болтун-кумир, хитрец, жертва – так же, как и шкурник, в соответствии с законом о психологической различимости не способны «видеть» героя. Лишь гармоничная личность «видит» и может понять героя. Так как Россия имеет героический, пассионарный характер, то на вопрос, вынесенный мной в заглавие своего выступления «Кому умом Россию не понять?» следует ответ: субпассионариям, особенно их самой выраженной группе – шкурникам.

Эта крайняя группа субпассионариев-шкурников в современной России самоназвалась «демократами». Их постоянная апелляция к главенству «общечеловеческих ценностей» над государственными интересами нации отражает их крайний эгоизм, а по-просту – шкурничество. Другие группы людей, фигурирующих на сцене современных выборов в России, тоже могут быть охарактеризованы с позиций психологических типов личности. Полагаю, что люди, игнорирующие выборы, могут быть отнесены к психологическому типу «жертва», а голосующие против всех – к психологическому типу «педант». Большинству же идущих голосовать «тружеников», любящих и понимающих Россию, остаётся решать не только простую для них задачу различения в баллотирующихся личностях «героя» и «шкурника», но и неразрешимую для них (в силу закона о психологической различимости) задачу идентификации «хитреца» и «болтуна-кумира». То, что «реформы» идут, обусловлено именно неразрешимостью опознавания этих типажей массами народа, поддающихся манипуляциям сознанием со стороны рвущихся к власти с корыстными целями. А то, что «реформы» идут не так быстро, как этого хотелось бы доморощенным субпассионариям и их Западным спонсорам, обусловлено, в первую очередь, тем, что уровень субпассионарности, т. е. шкурничества, в России ещё не дошёл до уровня, привычного и понятного Западу, и труженики отвергают шкурников. У нас, слава Богу, пока ещё доминирует психологический тип друга-труженика – не случайно ещё совсем недавно были весьма популярны песни о друге, который «третье моё плечо», и на которого можно положиться, «как на себя самого». И «таинственная» для Запада – и любого другого шкурника – русская душа просто душа идеалиста – героя и труженника, ставящего идею Родины превыше всего.

Проведённый анализ позволяет не только заклеймить «непонятливых», но и обнаружить ещё один очень актуальный план в программном стихотворении Ф. И. Тютчева: людям, любящим Россию, даже при снижении собственного уровня пассионарности, нужно помнить завет великого поэта-философа укреплять свою веру в Россию, «наводить пассионарность» в себе, молитвой укреплять свой дух на борьбу с внешними и внутренними врагами России, духовно противостоять разлагающему влиянию заклинаний продажных средств массовой информации о том, что мы, русские люди, уже опустились ниже черты обскурации нации и способны вести лишь шкурническое, почти растительное существование. И тогда, в соответствии с идеей пророка своего Отечества Фёдора Ивановича Тютчева, эта вера в Россию,
её самодостаточность и благую судьбу поможет и духовно возвысить личность, и России быть вечной.