|
|
Мы подошли к самому таинственному, самому чудесному празднику Христовой Церкви: «Введение во храм Пресвятой Богородицы». Праздник величайший, двунадесятый. Что совершается в этот день в Церкви? Пресвятую Деву отроковицу трехлетнего возраста родители Иоаким и Анна приводят к Иерусалимскому храму для того, чтобы, как первенца в их семье, посвятить Богу. Обычный в их отечестве, и в их время религиозный обряд. Так поступали многие, и здесь нет ничего необычного.
«Необычное, – как пишет св. Димитрий Ростовский, – и для всех удивительное дело, совершил первосвященник Захария. Самостоятельно поднявшуюся по ступеням храма Отроковицу, он ввел в самую скинию, называемую «Святое Святых», которая была за второй завесой и где был ковчег завета, куда нельзя было входить ни только женщинам, но даже священникам. Входить туда мог только первосвященник, однажды в год. Там первосвященник Захария отвел Пречистой Деве место для молитвы». Св. Феофилакт причину такого поведения архиерея Захарии видит в том, что «первосвященник, быв тогда вне себя, объятый Духом Божиим, понял, что эта Отроковица – вместилище Божественной благодати, и что Она более его достойна предстоять пред Лицом Божиим. Вспомнив сказанное в законе о ковчеге завета, что ему назначено находиться во Святом Святых, он тотчас понял, что это преднаписано было относительно сей Отроковицы, нисколько не усомнившись и не остановившись, дерзнул, вопреки закону, ввести Ее во Святое Святых». [1, c. 593]. Всё последующее время Пречистая Дева, хоть и определена была проживать в жилище храма, отведенном для девиц, но обыкновенно, как сообщает св. Герман, Она пребывала во Святом Святых в общении с ангелами Божиими, из рук которых принимала пищу.
Как говорит митрополит Антоний Сурожский, «чтобы исторически в древнем Иерусалиме действительно случилось такое событие, едва ли возможно. Событие это сообщает нам что-то более значительное, более важное о Божией Матери, нежели физическое Её вступление во Святое Святых. Это день, когда Пресвятая Дева, достигшая той ранней зрелости, которая делает ребенка способным лично переживать, лично воспринимать и отзываться на таинствен-ное прикосновение благодати, вступила действительно во Святое Святых, то есть вступила в ту область бытия, «куда нет двери», как говорят тексты богослужения на этот день, где обучаются тайнам, где готовят себя в место вселения Самого Бога, вступила в глубину Богообщения, которую исторически храм собою изображал».
«Да, в день этого праздника действительно совершается для нас явление этого дивного события, – продолжает митрополит Антоний, – в общении с Богом и ангелами совершается начало возрастания Девы Марии в тот Пречистый Храм вселения Духа Святого, в то Пресвятое Существо, Которое в свое время способно будет родить воплощенное Слово Божие» [2, с. 23-24].
Хотелось бы понять, в чем же заключается наше соучастие в этом праздничном событии. Что представляет собою это «начало возрастания» христианина? И где оно – это Святое Святых христианина? В чем состоит вступление в «глубину Богообщения» христианина уже знакомого с самоотвержением и крестоношением, как прошедшего календарную школу «Рождества Пресвятой Богородицы» и «Воздвижения Креста Господня»?
Чем больше размышляешь о календарных событиях Православного года, чем больше вдумываешься в порядок расположения церковных торжеств, тем больше приходишь к мысли о Боговдохновенности устройства Православного календаря. Казалось бы, в случайном, само собою образовавшемся следовании различных событий многовековой истории Церкви, видишь мудрую руку Составителя, расположившего по дням и месяцам года стройную систему последовательных посвящений христианина в мир полноты Божественной жизни; видишь школу, возводящую христианина по ступеням восхождения до «всей меры полного возраста Христова» [Еф. 4.13]. Причем, удивляет гармония в слаженной последователь-ности церковных торжеств – ступеней восхождения; видишь, как совершающиеся торжества подготавливают восприятие и усвоение грядущих; видишь Божественную программу бытия человека, ее начало, развитие и тот таинственный вечный в Боге конец.
Хотя, для христианина здесь не должно быть ничего удивительного. Мы же не удивляемся слаженности в чередовании времен природного года Земли. А ведь он тоже система последова-тельного ряда условий развития организмов Земли. Возьмите наш Российский год. Осень – время созревания семян, время явления в мир зародышей природного царства Земли. Осень незаметно переходит в зиму, в замирание природы до её кажущегося омертвения – период закалки семян, накопления ими энергии. Зима отступает пред всепробуждающей весной, начальницей возрастания мира молодого, мужания мира взрослого. И жизнь переходит в творчество лета, которое заканчивается плодами трудов всего года. И всё это чудо жизни происходит оттого, что Земля вращается вокруг Солнца.
Если Земля, своим вращением в лучах Солнца, этого огнедышащего шара, обеспечивается столь совершенными условиями для жизни своих порождений, то в какую полноту жизни вступают тогда чада Церкви, проходящей свой путь в лучах Света Самого Творца и Земли, и Солнца?
«Солнце правды». Так именуют отцы Церкви Сына Божия, Коим все сотворено. При всем постоянстве содержания, соблюдения и хранения Своей Церкви, при всем постоянстве низведения на Нее Своей благодати, Сын Божий устрояет на Российской земле определенную череду церковных времен года, полагает особые периоды существования Церкви, в каждом из которых посылает на чад ее соответствующий промыслительный свет Духа Святого.
Российская осень с Рождеством Богородицы и Крестовоздви-жением в начале, с Покровом в конце – время созидания в христиа-нине зародыша Царства Небесного, время образования его как семени сына Божия, время оживления его души – венчание сердца с чистотой Небесной, привлечение воли ко Кресту, просвещение ума истиной Христовой.
Зима встречает христианина длинным Рождественским постом, провожает долгими службами Страстной седмицы Великого поста. Православная зима время суровое, время умерщвления страстей, время закалки, время накопления силы души христианской, время формирования Православной личности.
Весна – Пасха Христова, время, когда Христос снова ходит по Земле, и, как говорит Откровение, «Бог обитает со Своим народом», время, когда преизобилие Божией благодати низводит Небо на Землю. Но коротка эта райская пора.
Лето – День Пресвятой Троицы, и христианин выходит в мир в силе Христовой. Время служения, время творчества, время подвига, время апостольства. Труд и работа до стяжания света Преображения. Время, когда изливаемая Солнцем Правды благодать способствует души христианской созреть до уподобления непорочности Пресвятой Девы Марии, до блаженства Её славного Успения, или воспринять величие мученической кончины Славного Иоанна Предтечи.
Но даже, если плод нашего годичного развития окажется скудным и жалким, семя даров Духа Святого заложенное в наши существа святым таинством Крещения, будет сохраняться и соблюдаться во свете следующего годичного Христова Солнцестояния преизобилием Его Божественной благодати, возрож-дающей и оживляющей осенью, укрепляющей и просвещающей зимою, освящающей и соединяющей с Небом весною, благодетель-ствующей и благотворящей летом.
Можно отметить, что характер времен года Православного и года природного друг другу соответствуют. К примеру, осень – время созревания семян плодов нового года, это и время формирования в христианине зародыша новой жизни Небесной. И даже в быту осень на Руси всегда была временем свадеб, временем зарождения новых семей. Молодые супруги оставляли все свои прежние увлечения и принимали совместную жизнь, как свой пожизненный Крест. И если к Покрову брачные торжества затухали, и молодые задумывались по каким законам семейный воз везти, то к Введению, когда зима вступала в свои права, волей-неволей приходилось задумываться о хлебе насущном: «А хватит ли того, что заложили в стога, амбары да подвалы»? Полгода до следующего урожая любого заставит свою неуемную плоть связывать постом и воздержанием.
Православная зима – это не только освобождение души от любовной власти плоти. Уже к началу зимы Божиим промыслом из жизни россиянина изымается такая масса властителей и прельсти-телей его души, что уже к Введению он остается чуть ли не в полном одиночестве. Вся недавно окружавшая его живая природа оскудела, угасла и омертвела. Улетели в дальние страны птицы; спрятались в норы и залегли на зимнюю спячку звери; замерзли бабочки, букашки и прочая, веселящая души наши, стрекотня; тепло красок лесов и полей сменилось холодом серого ландшафта. И надо признаться, к сожалению, что это щемящее сердце оскудение природы не воспринимается нами, как Богом организованное начало нашего душевного поста, как заботливое удаление кумиров нашей распылен-ной по миру любви, как предоставленная нам возможность уподобиться Учителю, «удалявшемуся в пустынное место, чтобы помолиться» и слиться Своею любовью с Источником любви [Мр. 1.35].
Мистически символично начало зимы в сельской России. Когда солнечным утром ты выходишь из своей вросшей в землю избы-конуры, мир открывается пред тобою вселенским Храмом: Земля – Алтарь, и небо – Своды. Под куполом хрустальной голубизны, до звона в ушах, стоит ангельская тишина. Под ногами первый снег от края до края горизонта слепит такой беспорочной белизной, «как на земле белильщик не может выбелить» [Мк. 9.3]. Как далеко надо уйти от Бога, чтобы не догадываться, что пока ты спал, беспечный к своей судьбе, Сам Архиерей ввел тебя во Святое Святых, в то самое Святое Святых, о котором Он говорил еще будучи на Земле: «Настало время, когда истинные поклонники будут поклоняться Отцу не в Иерусалиме, а в Духе и Истине» [Ин. 4. 21-23].
Вспомним в чем суть введения Пресвятой Отроковицы во Святое Святых Иерусалимского храма? Как говорит митрополит Антоний, от ребенка трехлетнего возраста, от существа достигшего той ранней зрелости, которая делает ребенка способным лично переживать, лично воспринимать и отзываться на таинственное прикосновение благодати, отторгалась вся прежняя жизнь, с ее законами и смыслами, вплоть до родительской власти и любви. Всё прежнее, всё вчерашнее для Отроковицы переставало существовать. Она обретала новых наставников в лице архиереев и Божиих ангелов. Она начинала жить по новым законам, по законам духовной, Божественной жизни. Она начинала приобщаться к тайнам Богообщения [2, c. 23-24].
Та же суть введения Православного христианина во Святое Святых Христова Храма Духа и Истины. 21 ноября по старому стилю (4 декабря по новому стилю), в день Введения во храм Пресвятой Богородицы христианину предлагается познать в видимом омертвении окружающей природы призыв Божественного Учителя отстраниться от мира вещей, от мирских законов и смыслов, освободиться от всех посягающих на его душу, вплоть до родителей и любимых, и предоставить себя Богу, и начинать жить по новым законам, по законам духовной, Божественной жизни, начинать приобщаться к тайнам Богообщения.
Соучастие в торжестве введения Пресвятой Девы во Святое Святых для православного христианина есть ни что иное, как введение его в область бытия, которая и есть «следование за Христом». Отчего проникновение в тайну этого итогового делания и предлагает Православный Календарь ученику Христову в самоотвержении несущему свой крест, по крайней мере имеющему Христово осмысление: кто есть человек, и чем он должен жить – знания без коих христианин в Православной Церкви просто сторонний наблюдатель, по слову Христа: «Кто не берет креста своего и следует за Мною, тот не достоин Меня» [Мф. 10.38].
А куда следует Христос, нам открыто: «Хочу, чтобы там, где Я, и они были со Мною»; и ни только в доме Отца, где обителей много и даже не одесную Отца, а в той области бытия где «да будут все едино: как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино» [Ин. 17 24, 21]. А эта область бытия не имеет границ. Такова атмосфера Храма Истины и Духа вездесущего, «дышащего, где Он хочет» [Ин. 3.8]. И если для Пресвятой Девы местом бытия по законам Божественной жизни явилось Святое Святых Иерусалимс-кого храма, то христианин на всяком месте владычества Господня благословлен жить по законам Царства Божия, в чем и состоит, как мы полагаем, процесс следования за Христом, пришедшим на землю «не нарушить закон, но исполнить» [Мф. 5.17].
О «законе Божием» послушаем Самого Христа, Его ответ Иудейскому законоучителю, человеку посвятившему себя изучению и толкованию закона Божия. «Законник спросил Иисуса: «Учитель! Какая наибольшая заповедь в законе»? Иисус сказал ему: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, всею душою твоею, и всем разумением твоим. Сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя. На сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки» [Мф.22.36-40].
Как видите, Христос не просто отвечает, какая заповедь первая и наибольшая в законе. Удовлетворив любопытство законоучителя, Христос здесь же ставит его перед проблемой куда более важной и глубокой, чем знание о приоритете одних заповедей перед другими – метод обучения «закону Божию», коим учителя иудейские так и не смогли вывести народ из беззакония. Христос открывает тайну «всего закона».
И на скрижалях каменных Богом изображенный, и через пророков сообщенный не малым числом заповедей, повелений, указаний, законоположений, о том, как должно человеку жить, что ему делать, чтобы соответствовать Божьему о нем замыслу, то есть, весь «закон Божий», оказывается, утвержден всего на двух проявлениях нашей жизнедеятельности – на любви к Богу и на любви к ближнему. Такова основа пребывания человека в «законе Божием», на ней строится полнота человеческого бытия, Жизнь вечная.
Сведя весь закон Божий в две заповеди, Христос предоставляет нашему мертвенному, точечному сознанию пульсиро-вать от Бога к ближнему, и пребывать, таким образом, в границах Истины. Истерзанным под зависимостью, потерянным под властью несметного многообразия лиц, вещей, природных проявлений мира, Христос дарит спокойное простое общество всего двух дружествен-ных лиц: Божьего и ближнего своего. Оставляя идущему за Ним всего две точки опоры, Путь узкий в два Богочеловеческих следа, Христос, как всегда, отдает Своему последователю всего Себя – и Себя Бога, и Себя Ближнего. Отчего святой Апостол и говорит: «Конец закона – Христос» [Рим.10.4]. Сам же Христос говорит: «Я и конец, Я и начало» [Откр. 1.8]. То есть, Христос и есть Сам Закон Божий, Сама Любовь к Богу и Любовь к ближнему.
Когда иудейский народ, накормленный Иисусом пятью хлебами и двумя рыбками, решил «сделать Иисуса своим царем» [Ин. 6.15] и пошел искать Его, Иисус сказал народу: «Ищите Меня, потому что ели хлеб и насытились. Старайтесь не о пище тленной, но о пище пребывающей в жизнь вечную, которую даст вам Сын Человеческий, ибо на Нем положил печать свою Отец Бог». И народ сказал Ему: «Что нам делать, чтобы творить дела Божии»? На что Иисус и предложил народу исполнить Божий закон любви, и в Своем лице дать им возможность полюбить и Бога, и ближнего. «Вот дело Божие, – сказал Иисус, – веруйте в Того, Кого Он послал». На это сказали Ему: «Какое же Ты дашь знамение, чтобы мы увидели и поверили Тебе? Отцы наши ели манну в пустыне, как написано: «хлеб с неба дал им есть». Иисус сказал им: «Истинно, истинно говорю вам не Моисей дал вам хлеб с неба, а Отец Мой дает вам истинный хлеб с небес; ибо хлеб Божий есть Тот, Который сходит с небес и дает жизнь миру. Я есть хлеб жизни; приходящий ко Мне не будет алкать, и верующий в Меня не будет жаждать никогда» [Ин. 6.28-35]. И затем уже совсем откровенно: «Если не будете есть Плоти Моей и не будете пить Крови Моей, то не будете иметь в себе жизни». Тогда многие из учеников Его сказали: «Какие странные слова! Кто может это слушать». И с этого времени многие из учеников Его отошли от Него и уже не ходили с Ним» [Ин.6].
Христос избегает положения царя [Ин. 6.15], удаляется от административной власти над людьми, но предлагает им Себя как единственную абсолютную Полноту всей их жизни. Он «Путь и Истина, и Жизнь» [Ин. 14.6]. Он Хлеб насущный. Он позволяет Себе сказать богатому человеку: «Продай свое имение и раздай деньги нищим, и приходи, и следуй за Мною» [Мф.19.21]. Он заставляет ученика Своего пренебречь похоронами отца – «иди за Мною и предоставь мертвым погребать своих мертвецов» [Мф.8.22]. Он отнимает самое ценное, что у человека есть – любовь к своей семье, ради любви к Нему Христу [Мф.10.37]. Что это за диктатура Богочеловека? На нее ведь можно и обидеться. Только кто станет вступать в конфликт с Богом. Человек хитер – он просто отходит от Христа и уже не ходит с Ним.
Что же такого раздражительного и оскорбительного для человека в этом диктате Христа? «А то, что «Он будучи человек делает Себя Богом» [Ин. 10.33], - возмущались иудеи. «И предлагает Себя всему свету, как единственно необходимую и незаменимую пищу. – Говорят уже прочие оскорбленные. – Хочет затмить Собою весь мир, радость которого, да и вся прелесть жизни как раз в многообразии его свободных индивидов. Неужели Он действительно думает, что можно жить только Им одним? Абсурд!»
Разумеется, ничего абсурдного здесь нет. Если Христос твой Бог, и твой ближний одновременно, а ты намерен творить дела Божии, то почему же не исполнить Божий закон, проявив любовь ко Христу? Он ведь ничего иного от нас и не требует, как на Нем, на Примере, научиться исполнять закон Божий. Оскорбляющий же наши уши диктаторский тон Его преподавания, всего лишь способ Учителя пробиться в наши мертвые души, чтобы заронить в них искру внимания к этому новому (для нас) закону, вечному закону духовной Божественной жизни, поскольку пребывание в этом законе столь для нас необходимо, столь для нас актуально значимо, что все прочие законы жизни теряют пред ним свою силу. А по сему, человеку необходимо прежде всего освободиться от всех и вся и научиться видеть мир, состоящий только из любимого Бога и любимого ближнего. И здесь уже нам скажут: «А вот это уже точно бред! Дальних-то куда вы подевали, тех о коих сердце не болит, куда вы их спрятали? Желаете научить нас манерам страуса– сунуть голову в песок и ничего кроме Бога и ближнего не видеть. Мы будем объясняться в любви с Богом и нашим ближним, а наш дальний будет из наших дальних комнат хрусталь выносить!»
На это должно сказать, что дальний он тоже ближний, временно отдаленный от нас в пространстве. Весь мир тварный для человека есть «ближний», и даже родной по Богословесной Крови и Плоти. Весь мир тварный, как плод Слова Божия, «свой» для человека и даже более чем «свой». Сам закон Божий указанием любви к ближнему, как к самому себе, направляет человека искать в ближним самого себя. Всякий человек ни только потенциальный Всечеловек, но и потенциальное мироздание, микрокосм, Богом определенный быть космосом. Иначе бы св. Максиму Исповеднику и в голову бы не пришла мысль о вручении Богу человеком, в конце своего развития, всей вселенной, соединенной в его человеческом существе [3, c. 84]. Не было бы основания и у св. Силуана Афонского утверждать о влиянии святых на ход космических событий. [4, c. 211] Уже от начала человек получил Божественную информацию, что он «земля есть» [5], что его грех ложится проклятием на всю Землю [Быт. 3.17]. О неразрывной связи человека со всем миром тварным, говорит святой Апостол Павел, называя при этом людей детьми Божиими: «Вся тварь совокупно стенает и мучится доныне, потому что покорилась суете не добровольно, а по воле покорившего ее, и с надеждою ожидает откровения сынов Божиих» [Рим. 8. 16-22].
Поэтому для проживания в заповеди любви к Богу и к ближнему необходимо вхождение и утверждение себя в рамках двух миров, то есть необходимо осознание своего пребывания в мире Бога и в мире Божиих творений, воплощенных Божиих словес, одним из коих является и сам человек. И здесь наш оппонент будет уже смеяться, уличая нас в пустословии, поскольку давно уже всем известно, что в мире кроме Бога и Его творений более ничего не существует. Мы бы тоже посмеялись с удовольствием, но нас беспокоит то обстоятельство, что в этой Боготварной идиллии двух миров присутствует нечто третье, нечто довольно оригинальное, ни Богом не созданное, ни тварью не рожденное. Можно было бы сказать, что это «нечто» вовсе не существует, что оно просто «ничто», если бы человек не полюбил его до абсолютного богозабвения, до вечного самоумерщвления. Так что уже тысячи лет бьется он с этим «ничто» и до сих пор не в силах с ним разобраться. Этому «ничто» в заповедях Божиих дано имя «кумир».
Удивительно, почему явлению, стоящему стеной на пути к исполнению Закона Божия, содержащему человека в абсолютном неведении Бога, вывернувшему наизнанку человеческое мировосприятие уделено богословием так мало (мягко говоря) внимания. В богословских словарях даже такого слова «кумир» не существует. Спасибо товарищам Лопатиным, да Ожегову. Просветили. «Кумир – 1. Статуя языческого божества. 2. перен. (в переносном значении) Предмет восхищения, преклонения. Этот артист – ее кумир».
Не думаем, что такого объяснения слова «кумир» достаточно, для уяснения его сущности в заповеди, относящейся к Богу, причем заповеди одной из двух главнейших, поскольку остальные, что требуют не произносить имя Господа Бога всуе и почитать день субботний, служат для осознания значимости и более ответственного проживания первых двух, а именно: «Я Господь, Бог твой; да не будет у тебя других богов пред лицом Моим», и второй, подобной ей: «Не сотвори себе кумира, и всякого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли. Не поклоняйся им и не служи им; (И далее идет объяснение всей серьезности, всей ответственности проживания этой заповеди) ибо Я Господь, Бог твой, Бог ревнитель, наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвертого рода, ненавидящих Меня, и творящий милость до тысячи родов любящим Меня и соблюдающим заповеди Мои» [Исх. 20.2-6].
Мы выписали заповедь полностью с этим пояснением, потому что в пояснении, по нашему мнению, есть ценное откровение Бога для нас, стоящих перед проблемой: как любить Бога, Которого никто никогда не видел. А Бог, как оказывается, не просто ждет нашей к Нему любви, а ревностно желает любви человека. Оказывается, вся судьба рода человеческого, зависит от исполнения заповеди любви к Богу. Дети и отцы повязаны этой заповедью. Бог наказывает виновных в ненависти к Нему и преизобильно милует любящих Его. В чем же выражается любовь человека к Богу, и в чем ненависть? Здесь же в заповедях и дан недвусмысленный ответ. Любить Бога – это значит поклоняться и служить одному Богу [Мф. 4.10]. «Да не будет у тебя других богов пред лицом Моим». Ненавидеть Бога – это значит поклоняться и служить сотворенным нами кумирам.
Слово «кумир» встречается в Священном Писании одиннадцать раз и относится к изображениям, изваяниям языческих богов, коим поклонялись ветхозаветные племена. Если действительно этим исчерпывается сущность «кумира», то можно облегченно вздохнуть: «Нас эта проблема не касается. С язычеством у нас давно покончено. Кумирами, в переносном значении, остались только артисты да спортсмены, а они не претендуют на место богов. И для нас они – просто элемент эстетики, эмоционально-развлекательная пища. Есть у них поклонники-фанаты. Но все это увлечения юности. Так что Богу гневаться и наказывать нас не за что».
Апостол Павел, затрагивая тему «гнева Божия, открывающе-гося на всякое нечестие и неправду человеков, подавляющих истину неправдою», не пользуясь самим словом «кумир», живописует процесс сотворения кумира. «Осуетились в умствованиях своих, и омрачилось несмысленное их сердце: называя себя мудрыми, обезумели, – славу нетленного Бога изменили в образ, подобный тленному человеку, и птицам, и четвероногим и пресмыкающимся. Они заменили истину Божию ложью и поклонялись и служили твари вместо Творца» [Рим. 1.18-23].
Если взглянуть внимательнее на наше отношение к кумирам из области искусства и спорта, то не таким уж оно и безобидно-развлекательным получается. И не оттого, что увлечение ими, а тем паче служение им, наносит урон семейному бюджету, а оттого, что увлеченные красотой или силой искрящейся в них славы, мы разумеется не ведая о том, что это слава нетленного Бога, привычно изменяем в образ тленных людей – «кумиров». Проще говоря, Божию благодать и премудрость, Божие таланты, блистающие в артистах и спортсменах, мы приписываем этим нашим героям. И уже не в переносном, а самом прямом смысле творим из них себе кумиров.
Сейчас модно стало говорить: «Этот артист от Бога». «Этот спортсмен от Бога». Не думаем, что общество наше прониклось идеей «Грядущего во имя Господне» и видит в своих героях посланников Божиих, скорее сочинители этих выражений пытаются дать как можно более высокую оценку их творческой деятельности, с намеком на некую таинственность их мастерства, в коем никто не собирается искать что-либо действительно от Бога. У нас Бог пребывает за пределами всего живого, движущегося, видимого. Если мы что-либо видим, то в этом что-либо уже Бога точно нет. И конечно для мира не представляет никакого интереса откровение Апостола Павла: «Что можно знать о Боге, явно для человеков, потому что Бог явил им. Ибо невидимое Его, вечная сила Его и Божество, от создания мира через рассматривание творений видимы, так что они безответны» [Рим. 1.18-25].
Если думаете, что сказанное апостолом относится к дикому кумиропоклонству наших древних предков, то спросите себя, цивилизованных людей: «А почему мы не видим Божество в рассматриваемых нами Его творениях?» Да потому, что мы те же самые кумиропоклонники, что и наши предки, хотя со всей честностью будем заявлять, что не обожествляем ни человеков, ни птиц, ни четвероногих, ни пресмыкающихся. Мы, как и предки, просто служим и поклоняемся твари вместо Творца.
Какую наивысшую награду мы мечтаем получить за наше проживание на Земле? Если оценивать наши труды по самым высоким морально-этическим идеалам цивилизации, то несомненно – благодарность потомков. Говорить в обществе о служении Богу даже как-то неприлично. Богу служат церковники, а общество служит само себе, то есть твари. И здесь со служением всё понятно. А вот на поклонение твари посмотрим внимательнее. Ведь поклонение – это не обязательно стояние на коленках и биение о землю лба. Поклоняться можно сердцем, умом. И опять же, поклоняться – это не обязательно благоговеть и почитать. Можно поклоняться, презирая, ненавидя, желая гибели предмету поклонения. Поклонение – это выражение нашей подвластности, наше согласие быть зависимым от предмета поклонения. А зависим мы не только от начальников и любимых, зависим и от ненавидимых и подчиненных. От чего мы только не зависим! Перечислять – бумаги не хватит. И если предмет нашей зависимости воспринимается нами как вещь самобытийная, никаким властям неподвластная, как самостоятельный источник наших благ или бед, независимый податель добра или зла, свободный носитель истины или лжи – для нас он кумир, предмет поклонения. Помните, как Пилат, «источник благ и бед своих подданных», удивился, когда не увидел в Иисусе никаких знаков поклонения. «Мне ли не отвечаешь? Не знаешь ли, что я имею власть распять Тебя и имею власть помиловать Тебя»? [Ин. 19.10].
Кумир – продукт наших знаний, творение нашего личного мировоззрения. Сама заповедь Божия «не сотвори себе кумира», говорит, что мы их творим. Каким образом? Очень просто. Мы отрываем вещь от ее источника бытия, исключаем волю, выражением которой эта вещь являются, творим ее самобытийной. Как ни банален пример, но вспомните кукольный театр. Чтобы увлечься представлением кукол, мы заставляем себя не замечать веревок, которые куклами движут. И чем меньше мы будем обращать внимания на веревочки, чем больше мы будем забывать про артистов-кукловодов, тем сильнее нас будет завораживать видимость оживших кукол, тем больше мы будем увлечены их кукольной жизнью. В человеческой жизни дело обстоит намного проще. Нам даже не надо стараться не замечать ни «веревок», ни «кукловодов». Даже если и захотим, мы не увидим ни Бога, ни диавола. Давно уже убедил нас диавол, что он сказочный персонаж, и в реальности не существует, так что его руководство мы не отличаем ни только от действий наших врагов, но и от наших собственных желаний и измышлений. К Божественному Источнику нашего бытия мы атрофировались еще в раю от начала самостоятельной жизни. В своей мифической самобытийности, в своем самокумирстве мы и представить уже не можем, что Кто-то там на Небесах нами руководит. Поэтому в ответе Христа Пилату, «ты не имел бы надо Мною никакой власти, если бы не дано было тебе свыше» [Ин. 19.11](разумеется от Бога), мы будем искать намек на верховную власть Римского императора, то есть на власть кумира, рангом выше, чем Пилат игемон.
Нам все кажется, что заповедь «не сотвори себе кумира», как заповедь ветхозаветная устарела для нашего христианского времени. Дана была она Моисею, как закон для иудеев, а иудейские законы нам христианам не указ. Да и сказанное Христом: «Я пришел исполнить закон» [Мф.5.17], можно понять, как пришел, исполнил, отдал долг за род людской, и установил заповеди новые. Заповеди новые, да только сами-то мы, к сожалению, старые. Божие предупреждение, «да не будет у тебя других богов пред лицом Моим», сколь бы ни было древним, для нас так и остается камнем преткновения. Не напрасно Господь начинал Свое Отеческое послание к падшему роду человеческому с проблемы подмены Бога кумирами. Он указывает первопричину нашей вековечной трагедии – обоживаемый нами тварный мир стеной заслоняет от нас Самого Бога. И сколько бы ми ни старались познавать законы мира, и сколь ни пытались бы проникать в высоты космоса, не видя в мире Божьего о нас промышления, мы остаемся обреченными на смерть слепыми борцами за выживание, среди неведомых чужих, не только космических, но и земных сожителей.
Культ кумиротворчества – основа и движущая сила нашей пострайской цивилизации. Сотворение кумиров и поклонение им – это естественное самовыражение человека в его неестественном пребывании в смерти, поразившей род человеческий в раю. Возьмите вторую и третью главу книги Бытие. Бог предупреждал: «смертью умрешь». Змей сказал: «нет не умрете». Так кто же прав? Говорят, в тексте нет описания смерти наших прародителей, даже наоборот, они как бы заново ожили: «у них открылись глаза и узнали они, что наги и сшили смоковные листья, и сделали себе опоясания». То есть, начали творчески осмысливать мир, прозрели и сделали первый шаг прогресса нашей цивилизации! А ведь в тексте симптомы смерти даны точные и ясные. Именно, открытие глаз и узнавание себя голым и есть показатель духовного омертвения человека. Как при физической смерти, когда душа покидает тело плоти, прежде всего открываются «глаза»: человек видит загробный мир и узнает, что он наг, что он остался не только без рубашки и без штанов, но и без своей плоти. Вопрос, какого тела человек лишился в раю? Опять же возьмем за аналогию физическую смерть. Когда человек лишается плоти, он отторгается от мира, в котором проявлял себя, как в родной среде, становится неконтактным с прежним миром, чуждым ему. И опять же в тексте все написано. Бог, до того родной, понятный и близкий, вдруг, становится чужим, страшным и далеким. Прародители скрылись от Бога. Они «смертью умерли» [Быт. 2.17], лишились тела, при котором знали себя сынами Бога и Бога своим Отцом, тела, при котором они не видели себя голыми, а видели себя полноценными творениями Бога. Они лишились тела-ведения энергии Божией, тела-знания мыслей Божиих. Они лишились тела, при котором осознавали себя единым организмом со всем миром тварным.
Человек духовно умер – сознание угасло для бытия Словом Божиим, омертвело к богословесному единству мира. И по аналогии со смертью физической, человек, как клетка единого богословесного организма, отпавшая от соединяющей тварный мир Божией благодати, стал осознавать себя одиноким самостоятельным существом, а мир многообразием самостоятельных тварей. Таково мировоззрение духовного мертвеца. Продукт воли Божией, мир тварный, как почва общения и сотворчества с Богом, ушла из под ног человека. Гармония Божьего мироздания в мертвенном сознании человека распалась в хаос самобытийных вещей. «Земля и всё, что на ней – эта великая и преславная книга Божия», как говорит св. Григорий Богослов, превратилась для человека в «Филькину грамоту». И он, горемыка, носится с каждой отдельной тварью-буквой и воюет за приоритет одной над другой. Мир, в котором человек умер для наполняющей все во всем славы Божией, стал многообразием добрых и злых кумиров.
Назначение человека в раю – возделывать и хранить сад – потеряло цель и смысл. Он уже не способен был хранить сад от того, от кого сам не сохранился. Возделывать, совершенствовать сад в русле Божьего о нем замысла, не понимая и не воспринимая Божиих мысле-волений, человек уже не мог. Уж если он себя увидел голым и недоделанным и поспешил исправить «неполадки» Творца, то, что можно было ожидать от его революционного взгляда на мир?
Изгнание его из рая – это провал в мир тьмы и сени смертной, где началась великая чистка мира, деление на добрых и злых, умных и глупых, красивых и безобразных, нужных и лишних, годных к употреблению и годных на удобрение – возделывание сменилось беспределом разделения.
О последствиях человеческой деятельности по переоценке ценностей мира читаем у ап. Павла: «Вся тварь совокупно стенает и мучится доныне по воле покорившего ее» [Рим. 8.20-22]. Новый взгляд на мир главного землянина превратил облагодетельство-ванную Божиим вниманием планету в проклятое место.
Поэтому, когда Апостол говорит: «омрачилось несмысленное сердце, называя себя мудрыми обезумели» [Рим. 1.21], то мы должны понимать, что острота этих слов исходит не от пылкости характера Апостола, а от его желания точнее описать нашу беду. «Омраченное сердце» – это сердце кумиро-поклонное, сердце неспособное воспринимать света энергий Божественных; «безумие» – это ум кумиротворческий, неспособный воспринимать мысли Божественные. Слово Божие, видимое в нашем мире через рассматривание творений, остается для нас невидимым и непостижимым. «Слово Мое не вмещается в вас», – говорит Христос, называя мир обществом «слепых со слепыми вождями» [Ин. 8.37; Мф. 15.14].
Почему простое, ясное откровение Христа воспринимается нами как аллегория, как таинственное иносказание, до смысла которого никому не добраться? Почему мы не хотим впрямую понимать сказанное Христом: «Я был голоден, и вы не накормили Меня; был болен, и не посетили Меня; был в тюрьме, и вы не пришли ко Мне – потому что вы не сделали этого одному из сих меньших мира сего» [Мф.25. 42]. Спросим у себя: почему я не вижу Христа в этих людях? Да потому что все эти несчастные люди для меня – обычные кумиры. И мы даже не творим их. Наш талант кумиротворчества доведен до совершенства. Как Дон Жуан по одной пятке дорисовывал в своем воображении всю женщину, так и мы по любому проявлению человека, штампуем из него кумира. Увидели просящего поесть – бездельник; лицо красное – к тому же значит и пьяница. Кто-то заболел – лентяй, не следит за своим здоровьем. И по тюрьмам мы не ходим, потому что там может быть один из миллиона сидит ни за что, а остальные-то явно по заслугам. Мы и на Страшном суде не поймем, по какой причине скажет нам Христос: «Идите от Меня, проклятые» [Мф.25. 41]. Но, как открывает Евангелие, беда наша в том, что даже те, кто накормил голодного, посетил больного и заключенного, тоже не увидели в них Христа. Слепое бесчувствие к Богу, призывающему нас к общению с Ним, всечеловеческое.
«Принуждающий нас идти с ним одно поприще» [Мф. 5.41] останется для нас посягателем на нашу свободу, кумиром деспотизма и тирании; «снимающий с нас рубашку» [Мф. 5.40] – захватчиком и кумиром грабительства; а уж «бьющий нас в правую щеку» [Мф.5.39] – кумиром злодейства и личным врагом. И не станем мы подставлять ему левую щеку. И захватчику не станем в придачу к рубашке предлагать свою верхнюю одежду. И тирану не станем потакать, не позволим ему попирать нашу свободу. Мы будем бороться. Мы будем судиться. В конце концов, мы выступим с оружием в руках, дадим достойный отпор, и сметем с лица Земли всех тиранов, захватчиков и злодеев, и установим на Земле свободу, равенство и братство. И так тысячелетиями, от самого грехопадения и по сей день, совершено не понимая, что хотел от нас Господь в лице наших врагов, будем строить земное наше жительство цивилизации кумиротворцев и кумиропоклонников.
Всякий грех есть беда, и все грехи удаляют нас от Бога, Но есть грехи определяемые, ощущаемые нами, грехи, которые мы можем исповедывать, с которыми мы можем бороться, грех кумиротвор-чества нами и за грех не считается. Кумиротворчество – норма нашей сознательной жизни. Тем грех этот и страшен, тем и коварен, что мы можем со всем усердием очищаться от всех прочих грехов, стараться честно терпеть свой Крест, организовывать жизнь по заповедям Христовым, но если мы не поймем сущности кумиротворчества и не освободимся от его власти – тщетны будут все наши религиозные подвиги, напрасны будут чаяния нашей веры, потому что кумиротворчеством мы сами себя отвергаем от Бога, убегаем и прячемся от Него. Как начали еще в Раю после грехопадения скрываться от Бога за деревьями сада [Быт. 3.8], в безумии помышляя, что от Бога можно спрятаться. Так до сих пор и живем с целью жителей мира тьмы: делать все, что угодно, только чтобы не знать и не замечать Бога, а по сему и прячемся от Него за всем, что на Земле растет и движется. И более того, самой Землей, своим пребыванием на Земле затворяемся от Отца Небесного и своего Небесного Отечества.
Нигде в Священном Писании не написано, что человек изгнан из Рая раз и навсегда. Наоборот, Церковь учит, что не на вечное поселение, а для временного исправления определены мы пребывать на Земле, чтобы при Божием руководстве и учительстве обрести райское гражданство. Конечно, нам современникам «ГУЛАГа» и «психушек», трудно увидеть в нашей голубой красавице планете исправительное учреждение. Но здесь надо благодарить Творца, у Которого обитель заключения – совершенство красоты и благоустройства. Однако тюрьма есть тюрьма и все мы временно заключенные. Но если изгнанник Адам все 930 лет лил слезы о потерянном Рае, то мы и понятия не имеем ни о потерянной свободе, ни о своем преступлении. Наша земная тюрьма для нас дом родной. Стараемся устроиться в ней как можно удобнее, надеясь со временем навести в ней совершенный комфорт. А если говорим о духовном и небесном, то только лишь для того, чтобы земное и материальное казалось еще сладостней. За свои добрые дела ждем вознаграждений в виде чего-нибудь существенного. Для злодеев требуем у Бога видимых кар. Родители торопятся крестить младенцев, чтобы были здоровенькие и богатенькие. Кто-то на ниве церковной и капиталец сколачивает. Христианство, как один из рычагов управления обществом, распаляет Протестантов убивать Католиков, Христиан Униатов заставляет точить зуб на Христиан Православных. Гремят в парламентах Христианские демократы. Российскую Церковь трясут за грудки – требуют примкнуть к передовому эшелону. Народ с нетерпением ждет, когда Церковь воспрянет и поведет Россию на борьбу с мафией и коррупцией, как ждали в свое время от Христа, когда освободит Он Израиль от Римского ига...
Все это наше цивилизованное кумиробурление, есть не просто проживание в бегах от Отца Небесного, не просто свободная самодеятельность обитателей исправительной колонии. Откровение Христа: «Кто не со Мною, тот против Меня... Кто не собирает, тот расточает... Одни в радости Господа Бога, а другие в огне вечном, уготованном диаволу и ангелам его» [Мф. 12.30; 25.41] – говорит о том, что вся человеческая жизнедеятельность в ее беспредельной широте и беспредельном многообразии, есть пребывание в одном из двух положений – либо с Богом, либо в компании с диаволом.
Нам не видящим не только Бога, но и князя мира нашего, диавола, кто-то внушил, что врожденная наша свободная воля, наша свобода совершать добро и зло простирается до свободного выбора пути либо с Богом, либо и диаволом. Нам кажется, что если мы сейчас пока не очень близки к Богу, то и от диавола довольно далеки, что мы просто живем сами по себе среди прочих тварей, по мере сил делаем свои дела, и если не будем ввязываться в особые злодейства, то достойны от Бога похвал и всяких будущих благ. Опасное, страшное заблуждение! Мы не живем сами по себе. Не можем мы жить сами по себе. И не от того, что еще не научились, а от того, что нет в реальности отдельного и от Бога и от диавола бытия. Священное Писание сообщает лишь о двух состояниях бытия, о жителях света и обитателях тьмы. Есть жизнь либо с Богом, либо с богоотступником диаволом. Между жизнью в любви к Богу, и пребыва-нием в ненависти, в омертвении к Нему нет никакой иной жизни.
А по сему, нет у нас и свободы выбора, с Богом жить или с диаволом. Слава Господу нашему Иисусу Христу, что даровал нам возможность выбраться из давно уже выбранного нами общества князя бесовского и его кумирни, которую мы от рождения принимаем со всеми ее законами и смыслами, как единственную бытийную реальность, вживаемся в ее устройство, порядки и моды, болеем ее правдами и неправдами, теряем время и здоровье в делах общественных и личных, бурлим, как волны в океане, которые как бы высоко к небу не вздымались, а все в тот же океан опускаются.
Казалось бы, миру все объяснено. «Суета сует! Все суета!» [Екк. 1.2] – оценил нашу цивилизацию мудрейший из мудрейших Соломон. «Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей» – раскрыл секрет человеческой трагедии апостол Любви, и указал на кумиротворческий дух мира, как на «похоть плоти, похоть очей и гордость житейскую» [1Ин. 2.15,16]. Кого угодно заставит задуматься и категорическое заявление боговидца св. Симеона Нового Богослова, «кто не увидит Бога в этой жизни, не увидит Его и в будущей». Настораживает и предупреждение св. Серафима Саровского: «Все, не ради Христа делаемое, хотя и доброе, пользы в жизни будущего века нам не приносит, да и в здешней жизни благодати Божией не дает» [6, c. 187]. Но кто из нас уверен, что его дела, даже, как он думает, Христа ради делаемые, действительно ради Христа им делаются?
Нас, разными путями пришедшими ко вратам Церкви, пугает и откровение Христа, «никто не может придти ко Мне, если не привлечет его Отец Небесный» [Ин. 6.44]. А как я могу узнать, Отец Небесный привел меня ко Христу или кто иной, или что иное? Может спесь моя, мое желание быть оригинальным и умнее всех, может назло всему безбожному миру. Бывают такие характеры – жить всем наперекор. Теперь и мода может приобщить к Церкви, могут и мотивы чисто политические, может и неудачная любовь. В старину вообще проблемы не вставало – ко Христу вели всех поголовно и родители, и воспитатели, и начальники, и весь уклад жизни – все вели всех ко Христу, а привели к октябрю семнадцатого года и к «Научному атеизму».
В жизни христианина есть период или, по крайней мере, должен наступить такой момент, когда он начинает тосковать по живому, сознательному, практическому общению с Богом; когда его знания наслышанные, книжные, своим умом продуманные, как и дела ради Христа им совершаемые, требуют разрешиться явной встречей, личным знакомством с Отцом Небесным. Мы не говорим о тех лицом к лицу встречах человека с Богом, коими удостоены были святые отцы боговидцы. Мы согласны на контакт самого примитивного уровня, на способ узнавания и общения любой: по стуку, через получение пинков и подзатыльников, как угодно, но только, чтобы знать, что это Он, что это от Него. Мы говорим об осознании постоянства Божия присутствия.
Отцы предупреждают, что желание это опасное, и многие любопытные души закончили путь богоискательства в силках диавола... И все же, если не открывается это домашнее, это интимное наше с Богом общение с глазу на глаз – тоже беда. Наши знания, наша и без того слабая вера, теряют соль, тускнеют и в конце концов улетучиваются. Наши дела Христа ради совершаемые, из радости ускользают сначала в привычку, потом в обузу, потом в воспоминание о напрасно потерянном времени. Остается обида на Бога, «справедливые» укоры, что Он при всем Своем всемогуществе не может привести к порядку несчастный наш род человеческий. Обычно такой претензией осаживают тех, кто пытается доказать пользу веры Христианской. «Если Бог так любит людей, чего же Он не покажется и не сделает, чтобы они не мучились? Если Он такой всесильный, взял бы, да и сделал всех добрыми, умными, святыми. А то смотрит, как люди друг друга убивают. Негодяи процветают, порядочные с голоду мрут. Либо вообще Вашего Бога нет, либо Ему совершенно безразлично, что тут на Земле твориться!»
Вот так выскажется человек и доволен, что так лихо распушил всю эту недобитую богодельню. А спроси он у себя самого, «сам-то я хочу быть добрым и святым»? И выйдет на поверку, что как раз с собой-то у него и неувязка. Чтобы все вокруг были святые – для него дело решенное и категорическое. А вот с собою, со своими слабостями, утешениями и шероховатостями, кои никак не влезают даже в то понятие святости, которое у него имеется, расставаться как-то и не тянет. Тоскуя о святости всемирной, поголовной, свою он держит в черном теле. А посмотришь кругом, так в ней вообще никто особо и не нуждается. Хорошо это видно на буднях при выходе из почти пустого Храма, где только что Сам Бог взывал к людям: «Придите, вкусите Тело Мое за вас ломимое во оставление ваших грехов»! Идешь мимо домов, где спрятавшийся за стенами наш брат «крещеный», а следовательно, христианин утешается земными благами и не слышит, и не догадывается в оставлении каких грехов он нуждается.
Не будем сердиться на Бога. Способен Бог без нашего на то изволения сделать нас святыми. Он из камней может сделать Своих верноподданных [Мф. 3.9]. Не хочет Он делать нас тихими и безобидными «зомби». Не хочет Он даже ради покоя и порядка в Его собственном мироздании делать нас бездушными роботами. Уважая человека, как Своего свободного сотворца. Бог уже сделал такое, что поистине может совершить только Всемогущая Любовь. Он Самолично явился к нам и уговаривал нас согласиться на всечеловеческую святость. Только человечество выбрало для себя, как сами знаете, злодейство и убийство в лице Вараввы, а Бога со всей Его святостью отвергло.
И уж если продолжать о Божией любви, и заботе Его о человеке, то самое-то удивительное, самое поразительное это то, что давным-давно, две тысячи лет тому назад Бог уже сделал всё возможное и невозможное, чтобы нам быть святыми. И если мы этого не замечаем, то только потому, что всеми имеющимися у нас силами упираемся, чтобы только ими не быть. По существу же, от времени Христа нет в мире никаких преград, и в природе человеческой нет никаких недостатков и нарушений, препятствующих человеку прямо здесь на Земле стать святым, «свободным от рабства тлению Сыном Божиим» [Рим. 8. 21]. Всё упирается в самую малость – в наше желание. Всего-то и нужно – взять и захотеть. Не завтра, не потом когда-нибудь, не после того, как выйдешь на пенсию и выведешь в люди детей и внуков, а сегодня, сейчас решиться быть святым.
Захотеть стать святым или вообще не касаться в своей жизни этой темы, дело вольное и сугубо личное – хочешь становись святым, не хочешь, не становись – никто в шею не толкает, за рукав не тянет. Особенно теперь, во времена развитой демократии. Во всяком случае, передовая общественность и государственные власти проблему эту не поднимают и поднимать, видимо, не собираются. А по сути вещей, человек и живет на Земле лишь для того, чтобы стать святым. Дело в том, что от времени Христа каждый человек рождается на Земле, только для того, чтобы войти во Святое Святых и совершить дело Пресвятой Девы, родить в себе сына Божия, стать богоносцем, как говорил святой Богоносец Игнатий, или, как говорил апостол Павел, «уже не я живу, но живет во мне Христос» [Гал. 2.20]. И если человек не осуществляет этого предназначения, то зря и жил на Земле, «лучше было бы ему вовсе не родиться» [Мф. 26. 24].
Мир все еще живет ветхозаветным установлением «плодитесь, размножайтесь» [Быт. 1.28]. Но как Господь сказал: «Женятся и выходят замуж люди века сего. Ставшие сынами Божиими ни женятся, ни замуж не выходят. Скопцы ради Царства Небесного» [Лук. 20.35,36; Мф. 19.12]. Не всё то, что было богоугодным для ветхого человека, является таковым для человека Нового Завета. Божий замысел о человеке согрешившим и изгнанным из Рая на Землю, вложенный Богом в благословение «плодитесь, размножайтесь», заключался не только в предоставлении человеку возможности сохраняться во времени-пространстве мира тьмы, но главное в возможности обрести человеку в его потомках освобождение от мира «тьмы и сени смертной», возможность открыть вхождение человека в Небесное Отечество Света. Потомок был представителем надежды всего человечества. Нежелание производить потомство, было преступлением, предательством всечеловеческому делу спасения. Бесплодие – клеймо Божьего проклятия. Вся жизнь была в детях, внуках, правнуках. Личная праведность – лишь генетический вклад в потомков родовой ветви. Она не спасала от бездны ада никого. Небо для человека было закрытым. «С печалью сойду к сыну моему в преисподнюю» [Быт. 37.35] – слова святейшего из святых, праведного из праведных Иосифа.
Когда же Божиим соблюдением, избранием, очищением, освящением одной из многочисленных ветвей рода человеческого, в конце концов, родилось человеческое Существо способное быть участником воплощения Бога, когда же Бог воплотившися в человека освободил род человеческий от греха, когда Небо сошло на Землю, и Рай открыл для человека свои врата и каждый получил возможность вхождения во Святое Святых, – объявлено было всем Божие благословение и приглашение «придите ко Мне все труждающиеся и обремененные», тогда надежда на потомков, как на спасителей, приняла совсем иной, далеко не праведный и совсем не богоугодный характер. Может для некоторых это и тайна, но под родительским взрывом счастливого ликования, при появлении на свет новорожденного, скрывается вздох облегчения: «Наконец-то! Теперь есть кому за меня расплачиваться»! Доживший до внуков, блажен как Адам райский – «Теперь можно спокойно помирать», подразумевая – «теперь есть кому мои грехи расхлебывать». Истинный смысл упования на потомков вознесся со Христом на Небо, на Земле остался небескорыстный расчет – потомки вынесут наши обязанности, наши кресты, а главное, наши грехи. Расчет этот неосознанный, спрятан под нежными чувствами любви и забот о младенце, но как неведение закона не освобождает от ответственности, так и эта духовная слепота никак не является преградой той надвигающейся на мир трагедии, о которой предупреждал Христос. Несостоявшиеся родительские судьбы многих поколений, в конце концов, сконцентрируются таким невыносимо-адским бременем на потомках, что «дети восстанут на родителей и умертвят их» (Мф. 1О.21].
Бог не гонит всех к бездетности, хотя Христос и приветствует сделавших себя скопцами ради Царствия Небесного, и апостол Павел советует оставаться девственниками, как он. Заповедь «плодитесь, размножайтесь» не упразднена. Потомки, как и прочая земная тварь, ждут, когда родители сами возродятся «во славу детей Божиих», когда родители сами освободятся и помогут детям освободиться от рабства тлению [Рим. 8.19]. Если вы не забыли, что все наши рассуждения совершаются в рамках праздника Введения во Храм Пресвятой Богородицы, то заметьте: Пресвятая Дева не Сама пришла в Храм, а родители привели Ее к ступеням Храма. К сожалению, мы, как родители столь увлечены временным и тленным, что ни только о детях не можем позаботиться, но и себя-то не помним: кто мы, где мы, для чего мы здесь на Земле. Спроси у любого взрослого человека: «Ты умрешь когда-нибудь»? Он, естественно, посмотрит на тебя, как на умалишенного. А ведь каждый из нас живет так, словно лично для него смерти не существует. Каждый ухитряется Богом отпущенный короткий срок перерождения прожить так, будто ему определено вечное и бесконечное земное самоутверждение. Живем все по той же схеме кумиротворчества - увековечиваем временное, обессмерчиваем тленное. Окружает себя «вечными» ценностями: домашним уютом, положением в обществе, материальными благами, государственной законностью и порядком, взлелеиваем души в бессмертных произведениях искусства, мужаем плотью в физической культуре, наукой двигаем цивилизацию к беспредельным высотам… Одним словом, устраиваемся культурно на Земле, чтобы насытиться годами благоденствия, в расчете за хорошее поведение и добрые дела по смерти в Рай войти.
А Господь наш Иисус Христос, уходя с нашей Земли в Рай, взял да и выбрал Себе в спутники самого некультурного, самого нецивилизованного, можно сказать, что ни на есть последний отброс общества – разбойника! Из всего человечества, в коем миллионы добропорядочных и честных людей, первым Бог возвращает в Рай злодея! Это что? Случайность или насмешка над человечеством? Мол, «вы Меня плохо приняли, не уважили, так вот вам назло возьму с Собою в Рай убийцу»! Мы думаем, не случайность, и уж разумеется, не насмешка. Примером этим Христос дал нам понять, что все наши игры с Богом, вся наши богопознавательные, богоугодные, богоспасительные деяния, а уж тем более все наши дела прогрессивные, высокие и «вечные» – всё это пустота в сравнении с тем, что совершил разбойник. Тогда, что же такое он совершил этот разбойник? Какой сверхчеловеческий подвиг, какое до толе невиданное миру дело, какой такой святостью поразил разбойник Бога, что удостоился опередить всех праведников переселиться из вечной смерти в райскую Жизнь?
Чтобы не навязывать готовых решений – в наше хитрое время даже суждения святых отцов воспринимаются с недоверием – обратимся к Первоисточнику и будем отмечать голые факты. Что совершил разбойник? Разумеется, не тот, что «злословил Иисуса и говорил: если Ты Христос, спаси Себя и нас», а другой, тот, что «унимал первого и говорил: или ты не боишься Бога, когда и сам осужден на то же? И мы осуждены справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли; а Он ничего худого не сделал». Как видим, разбойник жалеет преданного казни ничего худого не сделавшего человека. Далее, он обращается к невинному страдальцу и говорит: «Помяни меня, Господи, когда придешь в Царствие Твое». «Господом» иудеи называли только Бога. Да и сама просьба разбойника говорит, что видел он в Иисусе не только существо человеческое. Вот, собственно, и всё, что совершил разбойник – увидел в Иисусе Бога и пожалел Иисуса, как человека.
«И в этом-то весь подвиг!? – Да здесь всякий верующий возмутится. – Не молился, не постился, заповедей не соблюдал, грабил, убивал, за минуту до смерти догадался, что Иисус это Бог, и на тебе – в Рай попал! Так что же получается? Поверить, что Иисус есть Бог – высшая добродетель человеческая? Поверил – и ты святой, и ты безгрешен? Ну, тогда нам верующим и делать ничего не надо! – Возликует верующий. – Поистине, без труда спасение»! Почему-то все мы убеждены, что будь мы там в Израиле среди очевидцев Иисуса, уж мы-то сразу бы узнали в Нем Бога.
А давайте подумаем. Может быть мы и верим, потому что никогда не видели Иисуса? Ведь Его человеческий облик в нашем представлении – это всего лишь туманное отражение множества иконописных изображений. Честно сказать, мы ведь не знаем на кого Он похож. А вдруг, Он не такой уж и симпатичный, как на иконах? А вдруг, мы заметим какой-нибудь изъян на Его лице или еще что-нибудь не внушающее нам доверие? Наш инстинкт кумиротворчества быстро определит Ему место в нашем табеле о рангах. Представьте себе, как по Невскому проспекту идет Иисус, видом Своим напоминающий нашего доморощенного бомжа. Он же безработный был и жил на подаяние. Ну, и как вы рассматривая Этого Гражданина, догадаетесь, что Он Бог?
Ведь Бог – это Творец Вселенной. Всемогущий. Необъятный. Непостижимый. Неописуемый. Превосходит всё, что только можно вообразить. А здесь – Человек. Такой же, как и все люди. Ну хоть что-нибудь отличало бы Его от обычного человека. Хотя бы третий глаз во лбу... Ничего! Всё, как у всех. И при этом Он Бог. Как это совместить? Говорят, чудеса творил, мертвых воскрешал... Да мало ли на свете было чудотворцев и целителей. Вот само Евангелие свидетельствует: «За кого люди почитают Меня? – спросил Иисус у учеников. Они сказали: одни за Иоанна Крестителя, другие за Илию, а иные за Иеремию или за одного из пророков» [Мф. 16.14]. А люди образованные, зная, что Он родом из Назарета Галилейского, и за пророка Его не почитали, потому что «из Галилей вообще ничего доброго быть не может» [Ин. 1.46]. Граждане Его родного Назарета зная, что Он плотник, сын Иосифа, лишь услышали от Него намек, и даже не о Его Божественном происхождении, а лишь о Его пророческой миссии, как от такого кощунства их религиозные сердца «исполнились ярости, и они выгнали Его вон из города, и повели на вершину горы, чтобы свергнуть Его» [Лк.4]. Христос учеников спросил: «А вы за кого почитаете Меня»? Ученики молчали. И только Петр один ответил: «Ты – Христос, Сын Бога Живого». Тогда Иисус сказал ему: «Блаженный ты человек, Петр /сам бы ты никогда не догадался/, это Отец Мой Небесный открыл тебе» [Мф. 16.17]. Зачем прятался Бог, притом так глубоко, что по словам апостола, «никто не может назвать Христа Господа Богом, только Духом Святым?» [1Кор. 12.3]. В то же время, чего добивался от людей Христос в этом непосильном для них деле признания Бога в человеке? А если идти в основание проблемы, то зачем вообще Бог воплощался в человека?
Мы не собираемся прилагать «свежие новости» к догмату о Воплощении и делать переоценку Божьего дела любви, дела спасения рода человеческого. Мы только хотим заострить внимание на само пришествие Бога в наш мир ЧЕЛОВЕЧЕСКИМ СУЩЕСТВОМ, на само Его пребывание Богочеловеком в человеческом обществе.
Ведь именно Воплощение, явление на Земле Бога вочеловечшагося, оказалось для людей почвой непризнания, неприятия нисшедшего до них Бога, главной причиной отрицания ими Божественной природы Христа. Таково заключение двух тысяч лет истории человечества. Иудейский народ, в среде которого воплотился и жил Христос, ни только не признает в Нем Бога воплощенного, но до сих пор убежден, что Христос самозванец и обманщик. Соседи иудеев если и знают что-либо о Христе, то как об одном из учителей, учение Которого где-то даже и уступает в мудрости их собственных религиозных вождей. Христианство утвердилось в народах не лицезревших Христа, далеких и по месту, и по времени от воплотившегося Бога. Да и само Христианство довольно долго болело в борьбе за чистоту догмата «О двух естествах, Божественном и человеческом, во едином лице Господа нашего Иисуса Христа».
И сейчас спроси мы себя, исповедники догмата о Христе «истинном Боге и истинном человеке», так ли уж для нас важно человеческое во Христе, как и Божественное? Так ли нам, взывающим ко Христу: «Заступи, спаси, помилуй и сохрани нас, Боже, Твоею благодатию», необходима Его человечность? Помышляя о Христе, мы с «пониманием» относимся к Его, когда-то взятому, безрадостному бремени быть человеком, в обществе которого из Него неоднократно вырывалось Его к нему отношение: «Доколе буду с вами, доколе терплю вас!» [Мф. 17.17]. Мы Христу благодарны – дело Он Свое сделал, претерпел страдания, был погребен, воскрес. Теперь Он Богочеловек, восседающий одесную Бога Отца. Так мы Его исповедуем. Но даже в церковных службах молимся, предавая себя и всю жизнь нашу Христу-Богу, а Христу-Человеку нам, вроде бы, и сказать нечего. Кто знает, может быть за две тысячи лет от близости к Богу Отцу Христос-Человек столь обожился, что потерял уже все человеческое?.. Порой, кажется, что и сам наш брат христианин рад бы избавить Христа от столь ненавистного груза – от себя человека.
А желание освободить Бога от всего человеческого не беспочвенно. До Воплощения Бог являл Себя людям соответственно их понятию о Боге. Бог беседовал с человеком из горящего огнем куста; облачным столпом водил народы по пустыне; кормил людей манной с неба; с Моисеем на горе общался – и дым, и огонь, глядеть невозможно... А здесь, простой плотник, сын Марии. Кто хочет, может Его потрогать. А некоторые не то, что трогали, били Его и кулаками, и палкой... Это Бога-то!!! Что же это получается? Ничего не получается. Не может горшок превратиться в горшечника, как и горшечник не может стать горшком. Не соединяется в человеческом уме Всемогущий Творец вселенной со Своим творением Иисусом.
Вывод из этого простой. Если уж Бог не захотел превращать нас в святых без нашего на то соизволения; если Он не стал спасать гибнущий род человеческий в тайне от самого человека, а выбрал, как говорят Отцы, давно замышленное дело Воплощения, то Он так навредил Своему делу, что, кажется, более навредить было невозможно. Своим явлением перед людьми во плоти человеческой Бог сколь приблизил к Себе, столь и удалил. Воплощение – ложка дегтя в чашке меда.
Хотя, здесь же очевиден и другой довольно серьезный вывод. Уж если Бог явлением Своим в мир Человеком рискует погубить всё Свое дело, то значит такая реальность, как Богочеловек, является столь значительной составляющей Божьего дела, что без нее все дело было бы неосуществимо. Значит, спасение было невозможным без того, чтобы люди глазами увидели, ушами услышали, потрогали на ощупь и убедились, что это Он Богочеловек. Не ангел, не иной какой посланник от Бога прислан был на Землю, а пришел Он Сам, чтобы никакие сомнения и недопонимания, чтобы никакие разговоры о волшебствах и действах диавольских не сбивали людей с толку, но чтобы все точно знали, что общается с ними Бог, хотя Он и Человек, как и все прочие люди, как все ест, пьет, ходит, чувствует, страдает, как все умирает – и при этом Он Бог.
Бог и человек в одном лице! Соединение немыслимое! И, однако же, рискуя надорвать человеческий разум и оскорбить человеческое богопочитание, Господь счел необходимым зарубить в сознании человека реальность Богочеловека. Из Евангелия видно с каким трудом истина эта прививалась к сознанию человека. Небо на Землю приходилось опускать Христу, чтобы доказывать Свою Божественность. Исцеление неизлечимых, воскрешение мертвых, кормление тысяч человек пятью, семью хлебами и прочие совершаемые Христом Богодеяния, по истине, как верблюд сквозь игольное ухо входили в сознание людей верою в вочеловечшагося Бога. Уже конец земной жизни Христа. Уже Он возносится на небо. «Одиннадцать учеников идут на гору, куда повелел им Иисус. И, увидевши Его, поклонились Ему. А иные, – как записывает честный и принципиальный Матфей, – усомнились» [Мф. 28.17].
И, однако же, чудо-истина привита. Свидетельство этому, отчет Сына Божия в молитве к Небесному Отцу. «Я совершил дело, которое Ты поручил Мне исполнить. Слова, которые Ты дал Мне, Я передал им, и они приняли и уразумели истинно, что Я исшел от Тебя, и уверовали, что Ты послал Меня… Да будут едино, как Мы едино. Я в них, и Ты во Мне» [Ин. 17.8,22,23]. Божие дело сделано, теперь дело за Церковью – «Идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари. Кто будет веровать, спасен будет, а кто не будет веровать, осужден будет» [Мрк. 16.15].
Осужден, за то, что не верит в Евангелие или спасен за то, что верит, во Благую Весть. В чем она заключается? В извещении мира о реальности Воплощения, о реальности Богочеловека. «Мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для Эллинов безумие, для самих же призванных, Иудеев и Эллинов, Христа, Божию силу и Божию премудрость» [1Кор. 1.23,24]. И всё. Какая бездна Божия к нам милосердия! Ведь в деле спасения человечества всё задумано Богом и Богом же всё сделано. Он умалился до Воплощения, нераздельным соединением с человеком взял на Себя и попалил Собою грех рода человеческого. Так что мы теперь ни только Божие дыхание, мы Божие присвоение во Христе восседающее одесную Отца. И когда говорят о так называемом соработничестве человека с Богом, об обоюдном деле, то ведь человеку и делать-то в этом деле нечего. Человеку всего-то и оставлено признать, и даже не то, что Бог сделал для него, а сущую малость, признать, что Бог открылся ему в Человеке.
Такой вывод наш оппонент не оставит без внимания. «Совершенно непонятно, что в этом признании исключительного? Отчего человеку достаются Божие блага, если он признаёт Иисуса Христа Богом? Не слишком ли подозрительно-легкое спасение. И со стороны Бога, вроде как «уважаешь или не уважаешь». «Признаёшь Меня Богом – иди в Рай, не признаёшь – ступай в ад». Да и со стороны человека – так ли уж трудно сказать «верю»? И терять ничего не теряешь, и жизнь райская обеспечена. А что там было две тысячи лет тому назад? Всякое могло быть. В жизни еще много неразгаданного. Так, что спокойно можно говорить: «Верю во Христа Богочеловека». Только где Он Христос? Уже две тысячи лет как обещал вернуться. Куда Он спрятался»?
Кто внимательно знакомится с Евангелием, отмечает непреклонную твердость Христа, с какой Он прячет от людей Себя Бога. Причем, от самого Своего воплощения. Как родился беззащит-ным и слабым Младенцем, Которого даже не силы Небесные, а простые люди вынуждены были защищать и прятать от злодея царя Ирода, так Себя Богом и не показал, окончив земное бытие бессиль-ным перед смертью человеком. Даже чудеса Им совершенные, хоть и были необыкновенные, все равно не открывали той полноты Божест-венного всемогущества, что присущи Ему Создателю Вселенной. И врагов Он наживал Себе только из-за того, что утаивал от людей Свое Божественное величие, оставляя им одну человечность. Здравомыслящие, глубоко верующие иудеи свирепели и доходили до желания побить Его камнями от того, что Он вызывающе богохульствовал: будучи Человеком объявлял Себя Богом.
– Долго ли Ты будешь держать нас в недоумении? Если Ты Христос, скажи нам прямо!
– Я сказал вам. Верьте словам Моим. Верьте делам Моим [Ин. 10.24.39]. Это же несерьезно. Верить словам человека! Первосвященник, почтенный человек, когда услышал, как Сей дерзкий Смутьян вдруг заявил на суде, что Он Сын Божий, чуть не получил апоплексический удар. От нервного потрясения он одежду на себе порвал. Ведь именно этим голословным, бездоказательным заявлением Иисус Сам Себе смертный приговор подписал. Более того. Он и на кресте, умирая в муках, не выказал Себя Богом.
Утаиванием Своей Божественности Он и учеников, с таким трудом поверивших в Него, как в Бога, спровоцировал на измену. Они ждали, «надеялись, что Он есть Тот, Который должен избавить Израиля» [Лк. 24.21]. Они верили. А когда в саду люди с мечами и кольями от первосвященников и старейшин взяли Иисуса и повели, как овцу на заклание, ученики поняли, что обманулись в своих чаяниях и бежали в страхе. Здесь даже Иуду можно понять. Хотя все отцы Церкви единодушно клеймят Иуду, как подлого предателя и негодяя, но ведь и у него есть свое оправдание.
Может быть Иуда хотел, столько времени таившегося от общественного признания Бога, поставить в условия в которых бы Он раскрылся. Может он думал, что когда Иисуса возьмут и начнут применять к Нему силу, вот тогда Он и раскроется. Он покажет Себя во всем Своем Божественном могуществе, сядет на царский престол и спасет Израиль от Римского ига. Ведь Иисус Сам ему намекнул, мол, давай, иди, делай, что задумал. Вот Иуда и пошел на великое дело. А Иисус и здесь не раскрыл Свое Божество. Получилась беда и прежде всего для самого Иуды. Был бы Иуда законченный негодяй, он бы не раскаялся и не возвратил те несчастные тридцать сребренников, и уж тем более не убивал бы себя [Мф. 27.3]. Иуда – это трагедия ума человеческого, извечная беда нашего кумиротворческого сознания: исправлять «ошибки» Бога, определять масштабы Его способностей, устанавливать границы Его возможностей, и, вообще, учить Самого Спасителя, как надо «по настоящему» спасать человечество.
А ведь тайна скрывавшегося от людей Бога, вовсе и не тайна. Тайны этой просто не было и нет. Как воплотился Бог на Земле, так во все время Своего на ней пребывания ни на секунду не скрывал всей полноты Своей Божественности. Просто Бог Всемогущий воспользовался правами Своего всемогущества и не только умалился до соединения с человеком, но изволил принять на Себя судьбу человека-раба всегрешного и пронести ее до соответственного конца. Чего, разумеется, не могли позволить Ему люди.
Поэтому, если мы из рядов людского сопротивления Богу отважимся перейти на сторону Бога, то в очередной раз вынуждены будем отметить, что Божие упорство и непреклонность предстоять пред людьми Человеком и только Человеком, есть самая главная, самая насущная информация, которую Бог счел необходимым в деле спасения человека запечатлеть в его сознании.
За всю историю отпавшего и омертвевшего к Богу человека, знания коего о Боге состояли из неведения, непостижимости и недоступности, Бог вочеловечившийся дарует Себя видимым, доступным, познаваемым, открытым для общения. И познавших Бога во Иисусе было не малое число людей. Это и Симеон Богоприимец с Анной пророчицей, признавшие в грудном младенце Господа; и римский сотник по слухам поверивший, что еврейский проповедник – Бог; и слепорожденный, увидевший Сына Божия в неугодном властям Целителе; и разбойник благоразумный, исповедавший Бога в умирающем на кресте государственном Преступнике; и уж несомненно, Сама Матерь Иисуса, и ученики Его апостолы, что несмотря на все свои душевные метания, все же остались исповедниками Христа Бога. Так, что никуда и ни от кого не прятал Себя Бог. От самого рождения Иисуса, до самой Его смерти, все могли Его лицезреть и общаться с Ним.
А вот, что действительно прятал Христос, что действительно упорно утаивал Бог, на это нам необходимо обратить внимание. Евангелие сообщает, что после того, как Христос совершил Свое дело, и оставил на Земле учеников, уверовавших в Иисуса Христа Сына Божия, Он стал утаивать, стал прятать Свой прежний облик. Присущую сугубо Ему Иисусу внешность, черты лица Он стал изменять до абсолютной неузнаваемости. Посмотрите внимательно текст. Все четверо евангелистов, как по уговору, коего между ними, несомненно, и быть не могло, сообщают, что сразу же после Воскресения Христос настолько внешне изменился, что все сорок дней пребывания Его на земле, ученики, встречаясь с Ним, совершенно не узнавали в Нем своего любимого Учителя.
В чем причина, что верные и близкие ученики Христа, вдруг, перестали Его узнавать? Не только Еммауские путники, удрученные горем, весь долгий путь не могли догадаться, что с ними идет и беседует Сам Иисус. Преданнейший Петр разговаривал с Ним на озере и не узнавал своего Учителя. Любящая Иисуса Мария Магдалина, со своим тонким женским чутьем, беседовала с Ним в полной уверенности, что перед ней стоит садовник. Что это? Какие-то неизвестные еще науке органические процессы изменяющие облик в телах людей воскресших, и Иисусу никак уже не справиться было со Своим лицом? Или всемогущему Богу захотелось просто пошутить над Своими друзьями, поиграть с ними в прятки? Видите, до каких глупостей можно договориться. Во всяком случае, вопрос этот как-то не ставился Богословами на серьезное рассмотрение. Чудо Воскресения в прах повергает всякое о нем мудрование. Да и что на эту тему может сказать человек, если он никогда воскресших не видел? Правда, Евангелие сообщает о некоторых воскрешенных. Но и четверодневный Лазарь, и сын вдовы из Наина, и дочь Иаира, – все эти воскресшие люди без труда узнавались родными и близкими. Так почему же Христа никто не узнавал?
Предлагаем решать эту проблему следует путем простым, проверенным и безошибочным, по формуле: «если Бог так сделал, значит, так надо». Значит надо было Христу предстать пред Своими последователями и садовником, и незнакомым прохожим, и радушным собеседником у костра угощающим рыбой, то есть просто чужим человеком, которого они видят впервые. Но зачем? Зачем надо было Христу перед учениками терять лицо Иисуса? Что означает Его внешнее преображение из индивидуальности в многоликость?
Для учеников, вне всякого сомнения, это еще один урок Божественного Учителя. Притом, заметьте, последний, заключи-тельный на Земле урок, итоговый. И прочитывается он просто: «Вот, вы ученики Мои познали Меня Бога во Иисусе. Теперь, когда Я ухожу, учитесь познавать Меня Бога в людях непохожих на Иисуса». Христу надо было, чтобы Его последователи усвоили истину: по Воскресении Христос не ограничен обликом Иисуса. Воплощением принявший на Себя природу человека, с Воскресением, по данной Ему власти над всякою плотью [Ин. 17.2], Он принимает на Себя лицо Всечеловека. Изменением Своего облика открыл Христос эту реальность ученикам просвещенным общением с Ним. Ученику непросвещенному. Он преподал эту истину словесно.
– Савл, Савл! Что ты гонишь Меня? – Так Христос обратился на дороге в Дамаск к человеку шедшему схватить и предать казни как можно большее число христиан. Не сказал Господь, «что ты гонишь Моих последователей», а говорит, «Я Иисус, Которого ты гонишь» [Деян.9].
Вникая глубже в учение Христово, мы увидим, что Христос не ограничивает Себя даже обликом христианина. Никуда не уйти нам от Его откровения, «Я был голоден... Я жаждал... Я был странником... Я был наг... Я был болен... Я был в темнице»... [Мф.25]. Всё это говорилось, когда христиан еще и в помине не было. И если Он сказал, «Я с вами во все дни, до скончания века» [Мф. 28.20], может стоит нам внима-тельнее посмотреть на всех, кто окружает нас, прислушаться к тем, кто «стучит в наше сердце» [Откр. 3.20]? И если Он сказал, «где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» [Мф. 18.20], то, наверное, не от того, что у двоих громче получится вызывать Его с Неба, как у спиритов, вызывателей духов, а от того, что только у двоих, а тем паче у троих, один для другого может являть собою Христа.
Божие дело спасения рода человеческого, совершенное Им на Земле, имеет начало и конец. В начале, Своим Воплощением, Бог являет Себя миру в лице одного Человека, в конце, в день Пятидесятницы, Бог являет Себя миру в лице Пресвятой Богородицы, 12 апостолов и трех тысяч крестившихся, то есть, являет Себя миру в лице Церкви, постоянно умножающейся в своих чадах. Соответственно этому Божьему делу просматривается и дело человеческое, его соучастие в Божием деле. Если в начале он должен признать Бога в одном Иисусе Христе, так как на этом признании, на этом камне стоит Церковь Христова [Мф. 16.18], то в конце, чтобы состояться членом единого Тела, коему глава Христос, он должен подняться до видения Бога в ближних. Признавший во Иисусе Бога, но не способный увидеть Его в ближнем, останавливается в преддвериях Церкви неспособный к делу собственного спасения, далекий от богопознания, от богообщения, от Богом предоставленного ему пути в Царство Небесное.
Признавший Бога в Иисусе, но не допускающий проявление Божества в прочих людях, не позволяет Богу «дышать, где Он хочет» [Ин. 3.8] и остается, по сути, человеком ветхозаветным, поверившим в нового Бога Христа, Которого он держит заключенным в церковной ограде, как раньше за неприступной завесой во Святое Святых Иерусалимского храма. Для него и закон жизни все еще на двух скрижалях – отдельно молится Богу, отдельно разбирается с людьми. Но ведь не только предел растления ветхозаветного общества всколыхнул покой мира Божественного и заставил Отца Вседержителя посылать на выручку рода человеческого Сына Своего. Уж если Богом избранный народ, живущий по Богом дарованному закону, при усердии в вере, при активности церкви, при высшей власти священства, народ знавший, что должен придти Божественный Спаситель мира, народ ожидавший Его пришествия, и народ этот не узнал Его, отверг, выменял на разбойника, распял и убил явившегося к нему Бога, то вывод здесь может быть только один – человек на своем пути к Богу пришел в тупик. Проживание по закону двух скрижалей не состоялось. При всей ревности в исполнении заповедей к Богу, Бог так и остался за неприступной завесой невидимым, далеким и чужим. При всем старании в исполнении заповедей к человеку, человек так и остался предметом кумиротворчества и кумиропоклонства. Конец Ветхой эры – Голгофа – конец трагедии гибнущего вне Святого Святых человечества,
И словно на вселенской сцене, когда смерть на Голгофском Кресте, торжествуя, опускала занавес, а Земля содрогалась от горя, и Солнце, небесное светило, угасало над казнившим Бога родом людским – любовь Бога Промыслителя разрывает в Иерусалимском храме сверху до низу «завесу для преграды» (так называлась завеса во Святое Святых), и Бог ипостасью Духа Святого выходит в мир, чтобы начать Новое действо, начать созидать Новую эру, эру пребывания Бога с человеком во всем. Отныне Бог обитает в мире и ничто, никакие «завесы для преград» не должны разделять человека с Богом. «Настанет время… наступает… и настало уже, – сказал Иисус самарянке, – когда не на горе сей, и не в Иерусалиме будете поклоняться Отцу, а в Духе и Истине, ибо таковых поклонников Отец ищет Себе» [Ин. 4.21-23]. Наставшая с рождением Церкви Христовой, Новая эра открылась, прежде всего, человеком изводящим в мир Божество, человеком, чрез коего изливается на мир изобилие Божией благодати.
Какими Божиими дарами наделен был священник Ветхого завета? Он приносил Богу жертву за грехи ближнего, и по характеру сгорания этой жертвы, определял, принята она Богом или нет. Христово «прощаются тебе грехи» воспринималось ветхозаветным верующим как взрыв кощунства. И справедливо, так как грехи может прощать Один только Бог. Священник Новой эры ни только прощает грехи в таинстве Покаяния, ни только людей, пребывающих еще здесь на Земле и не отработавших срок своего исправительного заключения, он вписывает в Книгу райских небожителей в таинстве Крещения. Он соединяет человека во едино со Христом Сыном Божиим в таинстве Причащения. И здесь мы можем только трепетать пред щедротами любвеобилия спасительного дела Божия и возносить Ему хвалу в меру наших сил и нашего бессилия.
1. «Жития святых Димитрия Ростовского. Ноябрь». М. Синодальн. Тип. 1905 г. стр. 593.
2. Митрополит Антоний Сурожский. «Во имя Отца и Сына и Святого Духа». Проповеди. М. Свято-Данилов монастырь. 1993 г. стр. 23-24.
3. В.Н.Лосский. «Очерк мистического богословия Восточной Церкви». М. 1991 г. стр. 84.
4. «Старец Силуан». Православная община. Москва. Ново-Казачье. Минск. Стр.211.
5. Икос. Последование погребения мирских человек.
6. С.Нилус. «Великое в малом». Сергиев Посад. 1911. стр. 187.