Русское православие. Вечное в настоящем

 

Протодиакон Станислав Чуркин

 

Самоотвержение

 

тобы сделать первый шаг за Христом, чтобы сдвинуться с мертвой точки, требуется пред Богом предстать самим собою, остаться в абсолютном одиночестве без любимых, без заступников, без соблазнителей, без врагов, отрешиться от всего, что я имею, то есть от всего, что я считаю своей принадлежностью или своим соучастником в жизни. Пред Богом у меня нет никакой собственности, никакого имения, никаких крепостных стен. Пред Богом я голенький. Даже душу у меня могут в любой момент взять. «Кому же достанется то, что ты заготовил»? [Лк.12.16]. Не нищих кошельком заповедь плодит, а нищих духом. А нищий духом - это отрешенный от всего, что имеет, это тот, кто знает, что и в плоть одетый для земной жизни, и с душою дарованной для жизни вечной, и даже обладай он всеми царствами земли, сам по себе он ничто, и живет лишь милостью Божией. В Церкви есть образец молитвы нищего духом. Каждый православный читает её по утрам. «От сна восстав, благодарю Тя, Святая Троице, яко многия ради Твоея благости и долготерпения не прогневался еси на мя ленивого и грешнаго, ниже погубил мя еси со беззаконьми моими, но человеколюбствовал еси обычно, и в нечаянии лежащаго воздвигл мя еси»... То есть, нищий духом знает, что он и с кровати-то сам подняться, неспособен, что его безумного и расслабленного лишь Господь Бог воздвигает. Отрешенный от всего, нищий духом – это осознавший себя таким же голым, каким был человек в раю до грехопадения, когда он делал только то, что Отцу угодно.

Но это уже предел. Это конец человеческого хождения за Христом. И сразу не станешь райским жителем, сколько ни воображай себя хоть без плоти, хоть без души. Жизнь требует нашего в ней участия, нашего погружения в море забот, дел, треволнений. За Христом же надо идти не минуту и не день и, видимо, даже не год. Как стать, а тем более, как жить отрешенным от всего, что имеешь?

Заповедь предлагает способ, причем единственный, без вариантов. Способ «простой» и снова до простого страшный. Отрубить себя от своей жизни и от своих единокровных. Христос так и признается: «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч, ибо Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее. И враги человеку – домашние его» [Мф. 10.34–36]. Вот так, не вдаваясь ни в какие подробности, не спрашивая, какая у тебя родня, хорошая или пьяницы и драчуны, а так поголовно все, без разбору – враги. Ужас какой-то! Какие уши могут это вынести! Невольно задумаешься – может здесь какое-то иносказание; может переводчики чего-то напутали; а может иудеи подменили текст у апостола Матфея? Подсунули братьям христианам этакую пилюлю с ядом: «пускай себе до конца дней своих мучаются». Но и апостол Лука то же самое пишет – «возненавидь».

Что же в моей семье есть нечто достойное моей ненависти, нечто такое, что я должен отсечь от себя, не признавать, не видеть, не-на-видеть.

По моему, хорошо определил это нечто сам язык Православной Руси. Семейные отношения назывались родственными узами – путами, оковами. Это нечто, есть сама суть родственных взаимоотношений – семейная взаимозависимость, различение первостепенных от второстепенных, отделение собственных от посторонних, сохранение своих от посягательств чужих. Семья – ячейка государства, со своими границами, вооруженными силами и прочими учреждениями. Даже в наше время разброда семья хранит в себе устои кровной клановости. «Слушай только маму и папу, и не слушай никаких посторонних» – фраза знакомая нам с детства. «Ты у меня самая красивая и самая добрая» – надо говорить для сохранения покоя семейного гнезда. Брат обязан стоять за брата, даже если уверен, что его бьют за дело. А если родня узнает, что ты кому-то из посторонних сделал что-либо доброе – обида, будто ты их обворовал. Родственные отношения подчас попирают элементарную справедливость, перевешивают очевидную истину. Мафия, как вы знаете, родилась и выросла на почве родственных связей.

Пораженный самостью человек и свою семью строит на фундаменте самости. Самосохранение, самособлюдение и самосодержание лежат в основе родственных уз и правят нашей добропорядочной дружной семьёй. И чем прочнее семейная крепость, тем нерушимее стены, отделяющие нас от Царства Божия, от видения Бога, от общения с Ним.

Вы скажете очернить можно всякую святыню, не только семью. Но чтобы открылась правда, давайте лучше посмотрим, как Сам Идеолог семьененавистничества относился к Своим родственникам. Вот два события. Двенадцатилетним мальчиком Иисус незаметно отстал от семьи возвращавшейся из Иерусалима к себе домой, бедная Мать, и отчим только через трое суток смогли отыскать Его в Иерусалимском храме. Он сидел среди учителей и мирно беседовал с ними. Мать говорит Ему: «Чадо! Что Ты сделал с нами? Вот, отец Твой и Я с великой скорбью искали Тебя». И что же Сей Юноша отвечает Своим родителям? «Зачем было вам искать Меня? Или вы не знаете, что мне должно быть в том, что принадлежит Отцу Моему?» Как вам понравится такой ответ? Мать трое суток не спала, вся изнервничалась – может любимого Сыночка и в живых уже нет! А Он? Чтобы взять и извиниться: «Мама, папа простите, больше не буду», заявляет: «А зачем было вам искать Меня?» Это Ребёнок так отвечает Своей Матери! [Лк.2.48]. Второй случай, когда Он уже взрослым стал. «Иисус беседовал с народом. Пришли к Нему Матерь и братья Его, и не могли подойти к Нему по причине народа. И дали знать Ему: «Мать и братья Твои и сестры Твои стоят вне, желая видеть Тебя». И что Он отвечает? «Кто матерь Моя и братья Мои?» И обозрев сидящих вокруг Себя, говорит: «Вот матерь Моя и братья Мои (это посторонние-то!). Ибо кто слушает слово Божие и исполняет его, тот Мне брат и сестра и матерь» [Мф.12.47; Мрк. 3.32; Лк. 8.19] Как видите, Христос открывает нам существование совершенно иной родственности, природа которой не кровь, а слово Божие.

 Христова родственность – это одна семья святого Божьего народа одного государства, Царства Небесного. Но главное даже не в том, что семья Христова одна, а в том, что Христова семья единая. Не «новым обществом», не «новым человечеством» называет Христову семью апостол Павел, а «Новым человеком, где нет ни Эллина, ни Иудея, ни варвара, ни Скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос» [Кол. 3.10 – 11].». Апостол Павел определяет целостность «Нового человека», как организма, называя семью Христову «телом Христовым, а всех порознь членами Христова тела» [1 Кор. 12.27].

«Вы призваны в одном теле к миру Божию» [Кол. 3.15], – говорит апостол о сущности бытия «Нового человека» лицам, вступающим в семью Христову. «Как в Адаме (перстном) все умирают, так во Христе (Небесном) все оживут. Потому что, каков перстный, таковы и перстные, и каков Небесный таковы и небесные» [1 Кор. 15.47]. Оттого «Новый человек», как «причастник Божеского естества» [2 Петр. 1.4] есть и представитель Христова Богочеловеческого бытия. И как Христос, будучи «во гробе плотски; во аде же с душею, яко Бог; в раи же с разбойником; и на престоле был со Отцем и Духом» (молитва диакона на проскомидии), и как Сам Он заверяет, что Он и в больнице, и в тюрьме, и в каждом от холода, голода и жажды страждущем [Мф. 25.36], так и Богородица, и Николай чудотворец, да и каждый святой народа Божия являют себя, и спасают просящих о помощи людей одновременно в самых разных уголках Земли. Каждый представитель семьи Христовой, как причастник «Наполняющего всё во всем» [Еф. 1.23], являет себя всепроницающей силой сохранения жизни мира. Об этой живительной силе говорит Христос ученикам: «Вы соль земли» [Мф. 5.13], Об этой таинственной силе мира Божия говорит преподобный Силуан Афонский: «Единый святой – есть чрезвычайная драгоценность для всего человечества. Святые – соль Земли; они смысл её бытия; они тот плод, ради которых она хранится. А когда Земля перестанет рождать святых, тогда отнимется от неё сила, удерживающая мир от катастрофы».

Знаем ли мы замысел Божий о нас грешных? «Бог не хочет смерти грешников, а хочет, чтобы В С Е люди спаслись [Иез.33.11; 1 Тим.2.4]. «И Сына Своего единородного Бог послал, чтобы спасти мир» [Ин.3.17]. А «мир» понятие даже шире чем «все люди».

Надо ли доказывать, что «все люди» – это и те люди, что живут на Земле, и те, что проживали, и те, что ещё не родились, что «все люди» – это весь род человеческий. Надо ли доказывать, что праведников в роду человеческом капля в океане грешников. И если Бог хочет, чтобы грешники спаслись от смерти, значит основная масса народонаселения мертва, даже если она попирает ногами Землю и исполняет свои житейские нужды. Что и Христос говорит: «Предоставь мертвецам хоронить своих мертвецов» [Мф.8.21]. И Церковь Христова «чает (надеется, ожидает) воскресения мертвых», потому что знает, что Бог этого хочет. А Бог хочет не как человек – хочет, да не может. Бог если хочет, то и делает. Как Христос: «Хочу, очистись» – и тотчас очистился человек от проказы» [Мф.3.8].

Уже две тысячи лет подряд Бог воскрешает мертвое человечество. Две тысячи лет Бог пребывает на Земле Своим Богочеловеческим телом, Церковью Христовой. О Ней Им заявлено: «врата ада (вместилища мертвых) не одолеют Ее. В Ее лоно Он промыслом Своим направляет каждого из мертвых членов «Ветхого человека» для перерождения в Христову семью живого «Нового человека». Что и Христос говорит: «Никто не может придти ко Мне, если не привлечет его Отец, пославший Меня, и Я воскрешу его». У пророков написано: «и будут все научены Богом». Всякий, слышавший от Отца и научившийся, приходит ко Мне» [Ин.6.44,45]. При этом и сама Церковь, ее члены, как сосуды Божественной благодати, источают оживляющую мир энергию.

Хочется привести пример, кстати, имеющий прямое отношение к теме единокровного родства. Это выписка из рассказа И. С. Тургенева «Живые мощи», в котором героиня была не плодом его воображения, а реальной крестьянкой из его поместья. Вот ее рассказ: «А то еще видела я сон, - начала Лукерья снова, – а быть может это было мне видение – я уж не знаю. Почудилось мне, будто я в самой этой клетушке лежу и приходят ко мне мои покойные родители – батюшка да матушка – и кланяются мне низко, а сами ничего не говорят. И спрашиваю я их: зачем вы, батюшка и матушка, мне кланяетесь? «А затем, – говорят, – что, так как ты на сем свете много мучаешься, то не одну ты свою душеньку облегчила, но и с нас большую тягу сняла. И нам на том свете стало много способнее. Со своими грехами ты уже покончила; теперь наши грехи побеждаешь». И, сказавши это, родители мне опять поклонились – и не стало их видно: одни стены видны. Очень я потом сомневалась, что это такое со мною было. Даже батюшке на духу рассказала».

А «геенна огненная» [Мф.18.9[, «озеро, горящее огнем и серою» [Откр.21.8[ и прочие угодья, в коих будут пребывать члены «Ветхого человека» отделенного от «Нового человека», говорят только о том, что условия бытия мертвого человечества будут далеко не такими прекрасными, как наша матушка Земля. Но нигде в Священном Писании не сказано, что грешники будут превращены в абсолютное ничто. Это будет лишь желанной мечтой страдальцев, пребывающих в условиях «уготованных диаволу и ангелам его» [Мф.25.41]. Одно ясно – мертвым будет тяжело и живым не весело, поскольку между ними «утверждена пропасть великая, через которую ни те, ни другие перейти не могут» [Лк.16.26], а за пропастью сын или мать с отцом. И думать будет человек, как вытащить своих из ада, и страдать он будет в Раю не только по моральным причинам.

Наша взаимосвязь, наша взаимозависимость по природе человеческой неразрывна. «Почему ты знаешь, жена, не спасешь ли мужа? Или ты, муж, почему знаешь, не спасешь ли жены? – Спрашивает апостол Павел и отвечает: – Неверующий муж освящается женою верующею, и жена неверующая освящается мужем верующим, иначе дети наши были бы нечисты, а теперь святы» [1 Кор.7.14,16].

Бог называет мужа и жену «одной плотью». Говоря об одной плоти двух людей, Он направляет нашу мысль к изначальному Своему замыслу о роде человеческом, как об одном теле состоящим из различных членов.

Для нас это тайна. И не просто одна из непознаваемых, недоступных человечеству тайн Божьего домостроительства, куда нам грешным и нос совать не следует. Для нас это трагическая тайна – потеря понятия о самих себе, потеря памяти о самих себе, той самой «вечной памяти», о возвращении которой так усердно молится Церковь. Для нас это затмение ума, случившееся в момент грехопадения в Раю, и сковавшее наше земное грехобытие на тысячелетия. Когда апостол Павел говорит, что Бог хочет, чтобы все спаслись, он добавляет, казалось бы, необязательное ко спасению приложение: «и в разум истины пришли». Ведь нам кажется, что для спасения достаточно хорошего поведения, а уразумевать истину обязанность лишь богословов. Нет, братья и сестры, для нашего спасения мы должны обрести истинное мировоззрение, и, прежде всего воззрение на самих себя. Мы обязаны знать, что, сколько бы мы ни пребывали в омертвении друг к другу, сколько бы в самостном самосохранении ни разделялись друг от друга, вплоть до ненависти, вплоть до убиения друг друга – все равно мы остаемся членами одного всечеловеческого тела. «Что Бог сочетал, того человек да не разлучает» [Мф.19.6].

 Бог хочет, чтобы все в разум истины пришли и спаслись, чтобы все осознали себя всечеловеком и стали таковыми. И давно уже, от начала Бог указывал грешнику сей путь спасения. Вспомните, как искушал законник Христа. «Учитель! Какая наибольшая заповедь в законе»? Иисус сказал ему: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим. Сия есть первая и наибольшая заповедь, Вторая же, подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя. На сих двух заповедях весь закон и все пророки» [Мф.22.36-40].

Всего две заповеди – и в них все законы человеческого бытия в Боге. То, что Бога надо любить, все вроде как-то понимают, хотя апостол Иоанн и отрезвляет это наше понимание: «как можешь ты любить Бога, которого не видишь, если не любишь ближнего, которого видишь»? [1 Ин.4.20]. Ближний – это всякий человек, кто пространственно ближе к тебе, чем кто-то другой, пусть этот кто-то и твоя жена.

Христос облегчает нашу задачу, когда расставляет по местам истинные родственные отношения человека: «Отцом себе не называйте никого на земле, ибо один у вас Отец, Который на небесах. Один у вас Учитель и Наставник – Христос. Все же вы – братья. Больший из вас да будет вам слуга» [Мф.23.8–11].Откровенно говоря, мне самому заповедь эта открылась лишь на девятый год моего служения диаконом. А до того, каждый раз когда я призывал прихожан (основная масса коих, как сами знаете, состоит из лиц женского пола) молиться «о отцах и братьях наших», «о братьях наших во службах сущих», «о преждепочивших отцах и братьях» при абсолютном игнорировании матерей и сестер, меня все мучило нетактичное пренебрежение составителями церковных служб представителями женской половины Христова воинства: «Почему за столько веков никто из отцов Церкви не догадался вставить в прошение «матерей» и «сестер»? Оказывается, ничего вставлять не надо. Надо просто объяснить нашим христолюбивым женщинам, что во Христе отсутствует проблема полов. Во Христе Всечеловеке все воскресают. А «в воскресении, – как сказал Христос, – ни женятся, ни выходят замуж, но пребывают, как Ангелы Божии на небесах [Мф. 22.30]. Во всечеловеке каждый по отношению к Христу предстоит во всей полноте человеческих природных качеств, одновременно и братом и сестрой и матерью [Мф. 12.50], а все между собою – братья, поскольку сотворены Богом по образу Сына, без какой бы то ни было женской помощи, и все, как мужчины, так и женщины призываются быть сынами Отца нашего Небесного [Мф. 5.45].

 Под видом хлеба и вина верные принимают в себя животворящие Тело и Кровь Сына Человеческого, соединяясь, таким образом, в Нем во едино. Это подарок «Имеющего всякую власть» роду человеческому. Не за труды, не за заслуги, а так даром Учитель и Наставник благоволил Своим ученикам раз в сутки давать возможность приобщаться в Нем к жизни вечной. И конечно, не только к таинству относится сказанное Учителем: «Ешьте Тело Мое, пейте Кровь Мою». Слова эти произнесены Христом перед народом, участником чуда насыщения пятью хлебами и двумя рыбками. И если после этих слов, как говорит Евангелист, «многие из Его учеников отошли от Него и уже не ходили с Ним» [Ин.6.66], то нам-то бежать некуда. Давайте читать Евангелие. Христос говорит народу: «Старайтесь не о пище тленной, но о пище пребывающей в жизнь вечную, которую даст вам Сын Человеческий» [Ин.6.27]. Какая это пища? Из чего она состоит? Поясняет: «Я есть хлеб жизни» [Ин.6.48]. Как можно понимать Сына Человеческого хлебом жизни? И этому есть объяснение. «Не хлебом одним (пищей тленной) будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих» [Мф.3.4]. Сын же Человеческий и есть Само «Слово Божие ставшее плотью, истинный хлеб, дающий жизнь миру». А посему, «Слова, которые говорю Я вам, есть Дух и жизнь» [Ин.1.14; 6.32,33,63]. «Ядущий Меня (как словесную пищу) жить будет Мною, как и Я живу Отцом». А как Он живет Отцом, Христос объясняет кратко и конкретно: «Я соблюдаю слово Его» [Ин. 6.57; 8.55].

Отсюда вкушение Тела и Крови Сына Человеческого понимается, как познание Христа-Истины, как вкушение и усвоение Его непреходящего словесного хлеба, хранящегося в Священном Писании, в Священном Предании, разжеванного для нас слабых умом, в Писании святых отцов. Хотя мы вынуждены признать, что вкушение Тела и Крови Сына Человеческого под видом Священного Текста и вкушение Святых Даров не выражает еще всей полноты восприятия нами и учительства, и наставничества Христова.

У нас потеряно одно, причем очень важное, понятие Тела и Крови Христовой, понятие, касающееся именно Христова наставничества. Мы не знаем Сына Человеческого отдающего Себя Телом и Кровью как путь наш к познанию Истины и в Жизнь вечную, отчего и прогрессирует охлаждение веры и брожение умов. А точнее мы не то, что не знаем Христа Наставника, самость наша не принимает Тело и Кровь Сына Человеческого в качестве пути нашего спасения.

Поэтому давайте все же поищем где и в чем предлагает нам Своим Телом и Кровью Сын Человеческий, как Путь в наше воскресение. Подсядем с евангелистами к ученикам Иисуса на Тайной вечере. С будущими апостолами Иисус был откровеннее, чем с прочим народом. «И когда они ели, Иисус взял хлеб и, благословив, преломил и, раздавая ученикам, сказал: примите, ядите: сие есть Тело Мое. И взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из нее все; ибо сие есть Кровь Моя нового завета, за многих изливаемая во оставление грехов. Сие творите в Мое воспоминание» [Мф.26.26-28. Лк.22.19]. И сразу зададимся вопросом. Что это означает: Иисус говорит ученикам, «ешьте Тело Мое, пейте Кровь Мою», а Сам подает им хлеб и вино?

Есть и ответ довольно распространенный. Человеку несвойственно, противоестественно питаться сырым мясом и кровью. И чтобы человек не испытывал неприятных для него вкусовых ощущений, потому что некоторых даже от одного вида крови может стошнить, а сырое мясо некоторым просто не разжевать. Одним словом, масса неудобств. Вот Иисус и решил, сею неудобоваримую пищу заменить другой, более усвояемой. А так, «сие самое есть пречистое Тело Твое, и сия самая есть честная Кровь Твоя», – стоит иной батюшка с Чашей в руке перед прихожанами, и для пущего их убеждения, переставив в молитве местами слова «есть» и «самое», чтобы как можно выразительнее выделить «самое пречистое Тело, самая честная Кровь», заставляет народ невольно подозревать, что где-то остались запасы не самого пречистого Тела и Крови не самой честной.

Нет, братья и сестры. Пристраивание Христовой Истины к нашему рассудку ведет только к богохульству. Тело Христово пречистое, и Кровь Его честная, а все, что сверх этого – хула. И приспосабливать Жизнь вечную к нашим вкусовым ощущениям – бред. Человек, когда ему надо, преспокойно ест сырое мясо и фарш, и строганину; и свежую кровь может пить не поперхнувшись. Да и не из тех Иисус учителей, чтобы морочить голову ученикам, будь все дело только в Его человеческой крови и плоти. Божие дело не приспосабливать надо к нашим немощам, а принимать его таким, каким Бог нам его преподает.

А преподает Бог нам Свое дело так. Иисус преломляет хлеб, дает ученикам, и говорит: «Это Тело Мое, за вас ломимое». Благословляет вино – «Это Кровь Моя за многих изливаемая во оставление грехов». Так под видом хлеба и вина мы и должны вкушать Тело и Кровь Сына Человеческого. Прежде всего, почему под видом? Да потому, что Он Сам даровал нам такую возможность восприятия Бога, Сам установил такой способ нашего с Богом общения. «Бога не видел никто никогда» [Ин. 1.18]. И не увидел бы никто никогда, если бы Бог Сам ни стал плотью и ни явил бы Себя под видом человека Иисуса Христа. О чем Иисус и говорит: «Видящий Меня видит Пославшего Меня Отца». И более того. «Кто Меня примет, тот не Меня принимает, но Пославшего Меня». Отчего евангелист Иоанн и называет Христа «Словом Отчим, ставшем плотью» [Ин. 12.45,49; Мрк. 9.37; Ин. 1.14].

Чудо обращения к миру Бога под видом плоти не есть принадлежность лишь только Божьего всемогущества, то есть, что Один только Сын Божий и способен являть Себя под видом плоти Словом Отца Небесного. Но самое-то чудо в том, что в этот Богословесный акт Богом включен весь человек, что под видом всякого человека исходит в мир Слово Отчее.

«Иисус взял дитя, поставил его посреди учеников и, обняв его, сказал им: «Кто примет одно из таких детей во имя Мое, тот принимает Меня, а кто принимает Меня, принимает пославшего Меня Отца» [Мрк. 9.37]. Нам скажут, «просто, Иисус, как Сама Любовь, очень хорошо относился к детям», и этим закроют дверь перед Истиной. Братья и сестры, дело не в том, как относился Иисус к детям. Он «глаголы Жизни вечной» нам излагает, а мы нашей этикой уши себе затыкаем. Он ставит малое дитя посреди учеников, которым Он уже объяснял: «Кто принимает вас, принимает Меня, а кто принимает Меня, принимает Пославшего Меня Отца» [Мф.10.40]. После чего ученики со всем нашим этическим пылом продолжали между собою рассуждать и выяснять кто из них больше, кто из них правая рука и чрезвычайный представитель Христа [Мрк.9.34]. Вот Он и ставит посреди них дитя, чтобы втолковать им, что не по их заслугам, принимающие их принимают Бога, а просто, по Божьему усмотрению установлено, что всякий кто принимает любого самого малого человека во имя Христа, принимает Отца Небесного под видом этого человека. Под видом всякого ближнего обращается к нам Христос, и под видом голодного, и под видом жаждущего, и из тюрьмы, и из больницы [Мф. 25.36]. А когда мы в Храме Божием устраиваем вертеп разбойников, Он может и бича дать нам вкусить [Ин. 2.15]. И не только как когда-то под видом Самого Иисуса, а под видом самого, что ни на есть зловредного чеченца.

«Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» [Мф.18.20]. Где посреди двоих может быть Христос? В каком виде? И что Он посреди них делает? Нам предлагают понимать, что Он без всякого вида, незримо, духовно низводит на них благодать. А по Христову откровению, Он и в одном и в другом, если…И вот здесь-то самое главное, самое для нас непостижимое и недостижимое, что и называется верой в Господа нашего Иисуса Христа, верой, которой у нас и с горчичное зерно не обнаруживается – это одному необходимо под видом другого принять Самого Христа единственного истинного Учителя и Наставника. Когда еще не просвещенных Духом Святым учеников Иисус посылал на первое апостольство по двое, думается, Он делал это не для того, чтобы им было в дороге повеселее, а, наверное, чтобы напарники, будучи в отдалении от Иисуса, в затруднительных положениях воспользовались этим методом общения с Наставником, присутствующим посреди двух собранных во имя Его [Мрк. 6.7].

Для нас сей метод общения с Наставником неведом, поскольку абсолютно неприемлем нашей самостью. Здесь требуется подвиг самоотвержения, потому что напарник мой может оказаться ниже рангом на целых две ступени, может быть вообще дитя. А по сему, дело восприятия Христа под видом ближнего, кто понимает как суеверие, кто как аскезу, как дело, касающееся сугубо монашеской жизни, с ее тяжелой школой послушничества, смирения, самоуничижения. Церковь учит нас принимать Христа под видом священника. Но и здесь не всякого вида священник устраивает мирянина. То молодость батюшки не внушает доверия, то поведение его за стенами храма, то просто лицом не похож ни на одну икону, так что на таинстве Покаяния исповедник кается не перед Христом всевидящем Наставником, а перед строгим или не строгим дядей. Если кто-то и обзаводится Духовным Отцом, то после долгого предварительного исследования слухов о его прозорливости, да и приходит он к нему за наставничеством лишь в критические моменты своей жизни. Но о постоянном хождении пред Лицом Божиим, о постоянном с Ним общении под видом «грядущего к нам во имя Господне», только на Утрене и вспоминаем, когда диакон велегласно восклицает: «Бог Господь и явися нам». А Господь говорит: «Я с вами во все дни. Ядите Тело Мое, пейте Кровь Мою».

На Тайной Вечере Иисус взял хлеб и, благословив, преломил и подал ученикам, говоря: «Сие есть Тело мое, которое за вас предается». И взяв чашу и, благословив, подал им и сказал: «Пейте из нее все; ибо сие есть Кровь Моя. Сие творите в Мое воспоминание» [Мф. 26.26; ЛК. 22.19]. А что творить? Благословлять хлеб, преломлять его и помнить, что это Тело Христово. Благословлять чашу с вином и знать, что это Кровь Христа. А дальше что? Откушал Тела Христова, хлебнул Его Кровушки и пошел по своим делам? Где же здесь Его постоянное наставничество? А наставничество Его опять же все в том же нашем желании преломлять хлеб постоянно или раз в год. Христос не давал ученикам указаний на этот счет. Как таинство, Церковь установила потребление Тела и Крови Христовой совершать единожды в день. Как откровение о Христовом наставничестве, благословение чаши и преломление хлеба ни сроков, ни времени не имеет. Здесь нам предоставлена полная свобода, а, следовательно, и возможность мыслить о постоянном вкушении Христовых Тела и Крови.

Не указывает Христос и на соблюдение определенного состава хлеба и сорта вина, что тоже позволяет нам расширять понятия «хлеб» и «чаша с вином». Христос, например, все выпавшие на Его долю страдания, унижения, заушения, оплевания, с пролитием крови и смертью на кресте, называет «чашей». «Отче Мой, если можно, да минует Меня чаша сия» [Мф. 26.39]. Если Христос называет Свой путь на Голгофу чашей, испить которую благословил Его Отец, то, думается, не будет и нашим словесным хитросплетением предложить понимать под «хлебом» тот самый «хлеб насущный», что подает нам Отец Небесный на каждый день [Мф. 6.9]. А подает Он ни только хлеб пшеничный или ржаной, а под видом плоти «всякое слово, которым мы живем» [Мф. 3.4], подает и то, что мы хотим видеть и вкушать, и то, чего не хотелось бы ни только вкушать, но и видеть, да деваться уже некуда. А по сему, мы и предлагаем понимать хлеб и вино, которые подал Христос ученикам Своим на Тайной Вечере, символом нашей телесной и душевной пищи, которую подает нам каждодневно и постоянно наша жизнь. Христовы «хлеб» и «вино» – это вся наша бытийная реальность, которую мы воспринимаем, весь окружающий нас тварный мир, во всем своем многообразии воздействующий на нас.

А теперь поговорим, на что Христос указывает ученикам и даже показывает, как и что нужно делать, что, разумеется, делать должны и мы – это благословлять «хлеб» и «вино» преподносимые нам жизнью, и благодарить за них Бога. Для христианина это дело естественное. Это и апостол Павел советовал: «За все благодарите: такова воля Божия» [1Фес. 5.18]. Это и последние слова св. Иоанна Златоуста: «Слава Богу за все». Это и единодушное заключение отцов Церкви, что в жизни нет ничего случайного, а все происходящее с нами есть благая о нас воля Божия либо Его попущение.

А вот второе, что Христос на Тайной Вечере демонстрирует ученикам для запоминания, на что мы особо хотим обратить внимание – это преломление хлеба. Христос преломляет хлеб и подает его двенадцати ученикам уже как Свое Тело. И говорит при этом: «Сие творите в Мое воспоминание». Что творить? Преломлять. Всякий подаваемый нам жизнью «хлеб», всё, что преподносит нам судьба, всё, что нам уготовано вкусить в этой жизни и усвоить, мы должны преломлять и потреблять, как за нас ломимое Тело, нашего единственного Учителя и Наставника, как «пищу пребывающую в жизнь вечную, которую даст Сын Человеческий» [Ин. 6.27].

 И так ли важно любопытствовать о составе этой чудо-пищи, о свойствах Тела и Крови Того, Кто «пребывает в славе, которую Он имел у Отца Небесного прежде бытия мира» [Ин. 17.5]; «через Кого всё начало быть и без Кого ничто не начало быть, что начало быть; в Ком Жизнь и свет человеков; Кто Бог Слово; Кто Наполняющий всё во всем» [Ин.1.3,4; Еф. 1.23]. Важно то, что под видом этого «всего во всем» Он просвещает всякого человека приходящего в мир, наставляет его на путь истинный. Наше дело благословлять это «всё» и преломлять в своем сознании во Имя Христа. И пока мы не осознаем, что ни только под видом ближнего к нам обращается Христос, но под видом всего, что нас окружает Наставник учит и ведет нас к жизни вечной; пока мы не научимся преломлять все нами видимое во Имя Христа; пока не станем благословлять воспринимаемый нами мир, как невидимые словесные Плоть и Кровь, подаваемые нам Сыном Человеческим ради нашего спасения – мы так и будем продолжать блуждать слепыми среди явлений живой и неживой природы, среди творимых нами кумиров, разделяя и дробя их на злых и добрых, полезных и вредных, умных и глупых, главных и ничего не значащих, красивых и гадких, любимых и ненавистных. Христово наставничество будем клеймить как ущемление наших прав и свобод, как злопыхательство врагов, или как стихийные бедствия. Плотью и Кровью выстилаемый Им путь нашего спасения будем принимать за обычные случайные стечения обстоятельств, за разгул социального неравенства или просто будем поносить, как проклятую судьбу, уходя в загробный мир никому и ни во что, не веря, не зная, зачем и жили на Земле. «Истинно, истинно говорю вам: если не будете, есть Плоть Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни» [Ин. 6.53].

«Какие странные слова»! – говорили многие из Его учеников [Ин. 6 60]. И мы говорим: «странные слова». Потому что мы действительно не питаемся Плотью и Кровью Сына Человеческого (за редким случаем потребления Святых Христовых Таин, и еще более редким воспоминанием о Христовых истинах). А ведь, при этом, мы живем Им, живем Его Плотью и Кровью. Мы думаем, что наша способность трудиться, наши таланты, ум, воля, упорство дают нам возможность существовать на Земле. А вера во Христа, Промыслителя, Наставника, а уж тем более Кормильца даже теоретически несолидна.

Ведь мы, в самом прямом смысле, живем во Христе Всечеловеке. И мы не просто объяты Его всечеловеческим Телом, а живем Его Плотью и Кровью. И перестань Он нас Собою содержать – мы просто бы исчезли. Мы просто бы не существовали. Ни на этом, ни на том свете нас просто бы не было. Но пребываем мы во Христе мертвыми членами Его Тела. Сохраняемся Им до времени суда. Мы во Христе, но Христа в нас нет. Чтобы ожить мертвому члену необходимо, чтобы в нем открылась способность питаться Плотью и Кровью Христова Существа. Как открыть в себе эту способность, Христос и показывает ученикам на Тайной Вечере. Делайте, как Я. Как Я Себя Невидимого ломаю для вас в видимое, так и вы ваше видимое преломляйте в Мое Невидимое. И вкушайте с благодарением. Тогда Я буду в вас. Тогда вы будете жить Мною.

Здесь и ключ к загадке из «Откровения Иоанна Богослова»: «Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему и буду вечерять с ним, и он со Мною» [Откр. 3.20]. Как услышать Христа в грохоте всех ломящихся в дверь твоего существа? Оказывается, надо просто отворить им дверь во имя Христа, поскольку это Он и стучит. Хотя, «просто отворить дверь», есть самый величайший подвиг, какой только может совершить человек. Почему Церковь и называет этих героев подвижниками.

Когда говорят о подвигах св. Серафима Саровского, все как-то упираются в его молитвенные бдения и тысячедневное стояние на камне. А может самый высокий для него подвиг был на неожиданной встрече в лесу с двумя разбойничками, когда рука его, крепкого телосложением мужчины, схватилась за топорик? Ох, уж и досталось бы озорникам от русского богатыря! Да преломил он наш естественный взгляд на вещи во имя Христа. Открыл дверь лицам явно на Христа не похожим. Отбросил топорик от себя подальше. «Делайте, братцы, что хотите» – сказал. И принял с благодарностью чашу Христову, да такую горькую; и тело Его до того ломимое, что до конца дней своих не мог разогнуться. На палочку все опирался. Разумеется, пример этот мы привели не для того, чтобы напугать слабых нервами. Христос стучится к нам не только под видом разбойников. Хотя проблема совсем не в том, под видом каких лиц являет Себя Христос, а в том, что мы ни под каким видом не приемлем Христа. Даже если Он нам, подобно, как пророку Илии [3. Цар. 17.6], под видом ворона каждый день будет поставлять хлеб с мясом, мы все равно будем убеждены, что нас полюбил ворон, что птица она умная и знает, кого любить и чем кормить.

Мы не способны принимать мир во имя Господне. Мы принимаем мир только во имя свое. Таково наше злобытийное мировосприятие. Как, согрешив, повернулся человек лицом к тварному, спиной к Богу, так и продолжает воспринимать мир без Творца. Для нас мир – многообразие самобытийных вещей зависимых друг от друга, но ничем не связанных с Богом. Хоть и говорит Писание, что Бог словами Своими сотворил мир.

И опять вопрос. «А что есть слово Божие»? Апостолы называют «Словом» Сына Божия. Всё Им сотворено, и всё Им наполнено. Из поучений Самого Сына Божия («Я есть хлеб жизни… Хлеб жизни - это Плоть и Кровь Моя… Слова Мои есть дух и жизнь» [Ин.6. 48,51,63] можно отождествить Слово Божие с Плотью и Кровью Христа Сына Божия. Когда отцы Церкви рассуждают о творении мира словом Божиим, они говорят о действии Божиих мыслей, и воли в Его энергиях, называя последние лучами Божества, благодатью, славой, светом нетварным и просто Царствием Божиим.

Применив к слову Божию, термины наших тварных проявлений (мысль, воля, энергии), отцы Церкви указали не только на подобие нашего слова слову Божию. Человеческие слова, явленные в звуке, или в виде письма, или в виде всего многообразия наших дел и творений, есть тоже действие наших мыслей и воли в наших энергиях. Установив одну терминологию явлений Божественного мира и мира тварного, отцы Церкви позволили рассуждать о большей, чем подобие, близости слова Творца и слова твари.

Ведь Христос не какими-то неведомыми миру заклинаниями, а нашим обычным человеческим словом воскрешал, исцелял, бесов изгонял, преподавал истину и волю Отцову. Вспомним случай с человеком, что привел своего бесноватого сына к ученикам Иисуса с просьбой изгнать из него беса, и ученики не смогли этого сделать. И когда Сам Иисус исцелил бесноватого, ученики спросили Его: «Почему мы не могли изгнать беса»? И что же отвечает им Иисус? «Не та энергия» или «не та сила воли»? Нет. Он говорит: «По неверию вашему. Ибо истинно говорю вам: если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: «перейди отсюда туда», и она перейдет; и ничего не будет невозможного для вас. Истинно, истинно говорю вам: верующий в Меня (а таковым может быть всякий человек), дела, которые творю Я, и он сотворит, и больше сих сотворит» (Мф. 17.20; Ин. 14.12). И это говорит человеку Сотворивший вселенную!

Почему человек способен сотворить дела больше Самого Творца? Во-первых, потому что таково его предназначение. Бог от начала поместил человека на Земле в качестве Своего соработника возделывать Богом сотворенный сад, а значит, придавать саду еще большее совершенство. А во-вторых, потому что орудие человеческого творчества то же, что и у Бога – слово. Будучи, по природе, словом Божиим, человек и являть себя ни кем иным и ничем иным не может, как только словом Божиим. Будучи Божиим мысле-волением и Божией энергией, он живет и действует, как Божие энерго-мысле-воление. И никакой иной, небожией энергии в нем нет; и мыслей, коих нет в уме Божием тоже у него нет; и воли не Божией тоже нет, Божие, потому что всё – плоды одного семени – слова Божия.

Поэтому, когда в молитве «Отче наш», мы утверждаем, «да будет воля Твоя и на земле, как на Небе», то это означает не замену нашей тварной воли на Отцову Божественную, нетварную, а означает наше заверение жить на Земле в таком же послушании Отцу Небесному, как и все живущие в Его Царстве Небесном; означает наше заверение делать только то, что Отцу угодно. Как в Гефсиманском саду Христос сказал: «Да будет воля Твоя», и исполнил Своей волей то дело, ради которого послал Его на Землю Отец. А другой сын (из притчи Евангельской) тоже сказал: «Хорошо, отец, иду работать в винограднике Твоем», и пошел себе мимо виноградника исполнять свое личное дело [Мф. 21.28–31]. В этом и вся разница воли нашей и воли Божией. Бог дал Свою способность нам проявлять себя. Вот мы и проявляет себя всякий по своему усмотрению и помышлению сердца, сохраняя от Божьего Отеческого попечения наш личный суверенитет

Когда человек познал добро и зло, познал, что можно жить, как жил он в Боге, а можно и самостоятельно – он умер смертью. О чем Бог его и предупреждал. Хотя, вроде бы, ничего с человеком и не произошло, кроме, как открылись у него глаза, и он увидел себя голым [Быт. 3]. В чем же выразилась смерть человека? В открывшихся глазах на себя нагого. Заметим, глаза – орган видения мира, орган мировосприятия, орган познания. «И ныне просвети мои очи мысленные» – такое обращение к Пресвятой Троице есть в молитвослове. Поэтому «увидеть очами», «узреть», «уяснить», «узнать» – действия одного и того же процесса познания. Так познание человеком зла выразилось знанием себя голым.

Что значит голым? В нашем земном состоянии понятно – это быть даже без нижнего белья. А в положении райском, когда человек был словом Божиим под видом душевной плоти? Каких одежд надо было лишиться, чтобы устыдиться, почувствовать срамоту, свое несовершенство, недостаточность? Тем более что человек никаких одежд не лишался, и как творение Божие, вообще не изменился. Изменение произошло лишь в его уме, в его сознании. Каким был, таким и остался, но только стал знать, что он голый. Душевная плоть цела, невредима. Природа словесная неизменна, а он убежден, что он голый. И человек был прав. Он искренне констатировал факт своего смертельного отравления познанием зла.

В мире тьмы внешней осознал себя человек, отделившийся от мира живущего во имя Господне. Человек стал представителем мира живущего во имя свое, мира Божьего негатива, где богопротивление и богоборчество – основа бытия, где даже верующие трепещут и бегут от исполненного любви отеческой Лица Божия. Так что нечего и удивляться: «Отчего наш ум противится воле Божией и выворачивает наизнанку Его мысли»? А если говорить по существу, положение наше более чем печально. Мы потеряли Отца, потеряли себя Богословесного, потеряли свою Богословесную семью, единство со всем Божиим словом, сотворенным миром. По учению св. Максима исповедника, человек был призван воссоединить в себе всю совокупность тварного бытия. Оттого и сотворен он был в последний день, чтобы войти во Вселенную, как царь в свои чертоги, говорят греческие отцы Церкви. Теперь этот царь «рад наполнить чрево свое рожками, которые едят свиньи, но никто не дает ему» [Лк. 15.16]. Да, дорого нам обходится наша голая самостоятельность. И самое, пожалуй, мерзкое то, что, казалось бы, единственное чем мог бы похвалиться человек, своей независимостью, своей «завоеванной» у Бога самобытийностью и то фикция, самообман.

Какая может быть самостоятельность при абсолютной наготе? Как остаться независимой от Бога тварью, при условии, что у тебя нет ничего своего, а все и в тебе самом, и вне тебя – Божие? На это ответил сам новоиспеченный знаток зла. Он просто, взял из Божьего сада смоковные листья и использовал их по своему усмотрению. Видите, оказывается, очень просто быть самобытийным – пользоваться без спросу не своими вещами, то есть воровать, и при этом сохранять принципиально самостоятельное лицо, то есть лгать. Таков основной принцип злобытия – воровать и лгать. Вот, что у нас общее с пионером самобытийности сатаной. Зато Христос, со всей точностью Его определений, и называет его «вор, лжец и отец лжи» [Ин. 10.1; 8.44]. Так и мы теперь перед Отцом Небесным сохраняемся одинокими, вечно голыми, ворами и лжецами. Такой у нас теперь генетический моральный комплекс.

Но, чтобы возненавидеть свою жизнь богоборца и отвергнуть себя самостного, необходимо осознать свое безумство. А как ты познаешь свое безумство, если ни одно слово Божие в тебя не вмещается, если твой ум наглухо закрыт для истины. Не зря апостол соединяет наше спасение с познанием истины – «Бог хочет, чтобы все люди спаслись и достигли познания истины» [1Тим. 2.4]. Не будь в уме у блудного сына знания о своей светлой и радостной жизни в доме отца, он так бы до смерти и мучился вечно голым, голодным и бездомным. А что у нас беспамятных есть? У нас у верующих христиан? Оказывается, у нас всё есть. И Отчий дом на Земле – Церковь Православная. И Сын Отчий, кормящий нас Своим Телом и Кровью. Наше дело только преломлять всё во имя Его и вкушать с благодарением.

Мы ведь каждое утро просим у Пресвятой Троицы: «Отверзи моя уста поучатися словесем Твоим».

Св. Филарет митрополит Московский говорит: «Словом Божиим тварь сохраняется под бездной Божией бесконечности, над бездной собственного ничтожества». Мы бы сказали, что она не только словом Божиим сохраняется, но и соблюдается, ибо имеем древнее откровение: «Господь Бог твой смирял тебя, томил тебя голодом и питал тебя манною, дабы показать тебе, что не одним хлебом живет человек, но всяким словом, исходящим из уст Господа, живет человек. И знай в сердце своем, что Господь Бог твой учит тебя, как человек учит сына своего,… Ибо Господь Бог твой ведет тебя в землю добрую» [Втор. 8.3-7]. Откровение не требует особых исследований, чтобы догадаться, что «всякое слово, исходящее из уст Господа» – это и есть Божии энегро-мысле-воления под видом смиряющих, томящих и питающих нас житейских событий, коими Господь учит нас, «как человек учит сына».

Наше дело быть бдительными, замечать явления и сюрпризы житейского моря чистыми мысленными очами, из коих вынуты нами все «бревна» и «сучки». Такими символами определяет Христос восприятие нами земной реальности, в которой мы пытаемся отыскать причины всех событий, что не дает нам видеть в этих событиях Божии словесные к нам обращения. Наше дело преломлять видимую скорлупу событий нашего мира тьмы и раскрывать в них свет Божиих мысле-волений, постигать смысл Его Отеческих наставлений. И, наконец, наше дело вкушать Его наставления мысленными устами. А значит усваивать их, исправлять себя соответственно этим Божиим наставлениям, и корректировать свой путь, зная, что «Господь Бог твой ведет тебя в землю добрую».

Если тех, кто шел в землю добрую, Он питал манною, то нам, ищущим путь в Царство Божие, Он даровал возможность воспитываться Телом и Кровью Наполняющего все во всем. Поэтому вспомним последний урок, на котором Он объяснил ученикам, как реализовать эту возможность. В день Воскресения Христа двое из Его учеников «шли в селение, отстоящее стадий на шестьдесят от Иерусалима, называемое Еммаус. И разговаривали между собою обо всех сих событиях. И когда они разговаривали и рассуждали между собою, и Сам Иисус, приблизившись, пошел с ними; но глаза их были удержаны, так что они не узнали Его. Он же сказал им: о чем это вы, идя, рассуждаете между собою, и отчего вы печальны? Один из них, именем Клеопа, сказал Ему в ответ: неужели Ты один из пришедших в Иерусалим не знаешь о происшедшем в нем в эти дни? И сказал им: о чем? Они сказали Ему: что было с Иисусом Назарянином»… И, беседуя, так они и шли до самого селения. И только когда они стали ужинать, Иисус, возлежавший с учениками, «взяв хлеб, благословил, преломил и подал им, тогда открылись у них глаза, и они узнали Его» [Лк. 24.13-31].

Что можно здесь сказать? Только одно. До тех пор, пока в основу нашего мировосприятия мы не вживим, как непременное, естественное свойство, преломление во имя Господне – слепота к Слову Божию останется нашим вечным спутником. Всю жизнь мы будем идти рядом со Христом, всю жизнь мы будем с Ним общаться, но принимать будем Его за кого угодно, только не за Наставника нашего. Если вы скажете, что Он велел преломлять только хлеб, и что ученики преломляли только хлеб, и что нельзя из таинства делать какой-то немыслимый способ мировосприятия. Ну, что ж, значит, зря мы изводили бумагу. Первохристиане, действительно, «Каждый день единодушно пребывали в храме и, преломляя по домам хлеб, принимали пищу в веселии и простоте сердца» [Деян. 2.46]. Если они каждый день у себя в домах совершали таинство, вопрос: успевали ли апостолы низводить Духа Святого на хлебы в каждой семье? И если все дело заключалось в хлебе зерновом, неужели не знали они, что есть еще и «хлеб насущный», слово Божие под видом всего мира. Одно, несомненно: трудно, очень трудно наше мертвое к Слову Божию сознание заставить воспринимать мир во имя Господне. И было бы полезно преломлять нам на каждой трапезе хлеб и приучать себя мыслить, что и под видом этого хлеба, и под видoм всего, что воспринимают наши мысленные уста, питает и воспитывает нас Своим словесным Телом и Кровью Господь.

Преломление мира во имя Господне – новозаветное мировоззрение, очищенные от «бревен» и «сучков» наши умные очи, способные к истинному восприятию Бога, Божьего мироздания и самого себя человека. А по сему, в начале пути, на день Рождества Богородицы мы должны родить в себе сознание новое, способное вмещать в себя Бога Слово. Для этого надо отвергнуть знание себя биохимическим организмом, бьющимся с миром за выживание на Земле, материальным высокоразвитым животным, в придачу еще, и от обезьяны происшедшем (Это до такого безумия докатился христианский мир!), и осознать, что я – дело рук Божиих, что всё во мне Божие, и душа, и тело, а главное, что я – вечно живое слово Божие. Бог Слово «пришел к своим». Вспоминайте эту Евангельскую строку. «И свои Его не приняли» [Ин. 1.11]. Почему не приняли? Бог Слово ответил: «Потому что слово Мое не вмещается в вас» [Ин. 8.37]. Я мертвый к себе слову Божию. Я живу моим «биохимическим организмом», дарованным мне Богом в помощь выхода моего из мира тьмы и состояния смерти. Но с помощью этой Божией «помощи» я, размножаясь, лишь разложился на миллионы частных лиц. И в них от первенца Каина, открывшего путь самоубийства под видом братоубийства, упорно сохраняюсь в смерти не только к Богу, но и к самому себе. И пока я буду сохраняться частным лицом отдельным от всего богословесного рода людского; пока не увижу и не пойму, что ближний мой и дальний мой – это я сам; пока не осознаю себя всечеловеком - я мертвый. А по сему, я должен знать, что я живой лишь в единстве всего рода человеческого.

 Самоотвержение действительно неотъемлемая сторона жизни человека, да и не только человека, но и всякой Божией твари. Более того, самоотвержение - это состояние твари уходящее корнями в самую основу мироздания, в глубины точечной Вселенной, в то самое Божественное «ничего», из которого Господь и сотворил наш видимый Космос [2. Мак. 7,28]. Самоотвержение – это та способность, которую Бог «с дыханием жизни вдунул в лицо созданного», но ещё не способного самопроявляться, Адама [Быт.2.7]. Пусть это моя фантазия, но так ярко представляется картинка. Лежит Адам, венец творения, красивый, но безжизненный. Господь дует ему в лицо и говорит: «Адам, ты уже есть «нечто», а теперь постарайся стать «ничто». Адам пытается сжаться в точку, но в точку не превращается, а просто дает первый толчок для пульсации своего существа. И услышал Адам голоса птиц, увидел бездонное небо, райский сад и лицо Бога. «И стал Адам душою живою» – в самоотвержении стал воспринимать мир, в самопроявлении стал отдавать себя миру. А Вселенная давно уже жила в законе пульсации. И когда Адам получил кожаные ризы, – легкие его свободно дышали, сердце ритмично билось, сосуды, пульсируя, гнали кровь по телу.

 Так что Христос, требуя от нас самоотвержения, ничего сверхъестественного и не заставляет нас делать. Самоотвержение – основа нашего восприятия, природный механизм, без которого мы просто не способны жить. Даже представить невозможно, если бы мы лишились способности самоотвержения. Во-первых, тут же перелопались бы все наши сердца и все сосуды. Если бы душа потеряла эту способность - от гордости лопнула бы как мыльный пузырь. Да просто заторможенная способность к самоотвержению делает человека невыносимым безумцем и для себя, и для окружающих. Что это за человек, который, как танк неуправляемый кроме себя никого не понимает и ничего не воспринимает.

От инстинктивного шага назад перед пролетевшим мимо автомобилем, до сознательного рывка на амбразуру, правит человеком самоотвержение. Двигаться в толпе и не быть раздавленным, уступить место старушке, терпеливо простоять в очереди, выслушать зануду начальника, прослыть человеком-душой и дать поднять себя на пьедестал рачителя народа – везде мы оперируем самоотвержением.

Самоотвержение – счастливая способность. Человек с развитым самоотвержением гибкий, ловкий, контактный, понятливый, терпеливый, восприимчивый, прекрасный ученик, умеет любого выслушать, порадоваться с ним и погрустить, уживчив в любом коллективе. А сколько удовольствий дарит нам самоотвержение. Не будь его, мы не могли бы до самозабвения увлекаться литературой, искусством, не сидели бы часами перед экраном телевизора.

Смиряя те или иные органы восприятия, мы питаемся, насыщаемся многообразием информационного потока внешнего мира. Когда наш организм перенасыщается, устает, мы без сожаления оставляем на произвол судьбы свою жизнь и самозабвенно уходим в мир сна. Когда информационный поток слишком велик (какое-нибудь ужасное известие), чтобы сохранить организм, человек, совершенно отвергая себя, падает в обморок. Сколь бы уникальным ни был человеческий организм, но даже при самом бережном к нему отношении он стареет, выходит из строя и гибнет. Хотим мы того или не хотим, от нас отвергается земная жизнь, и мы остаемся без плоти. Вопрос: Что нас ждет, оставшихся для вечности? И в мире неизвестном кто нас встретит бессильных, способных лишь чувствовать, хотеть и мыслить – ангелы или бесы? Или такие же, как мы, сохранившиеся в мире мертвых, тени? Встанет непременно ещё один вопрос: зачем я тратил жизнь, чтобы сохраняться, когда при всем желании мне не уничтожиться? И никуда мне не исчезнуть от этих страшных мук – это когда я уже буду в «горящем огнем и серою озере», предназначенном, прежде всего для «боязливых и неверных», как предупреждает св. апостол Иоанн [Апок.21.8].

Но, даже не уходя за границу земного бытия, не трудно заметить, что наше и сознательное и подсознательное самоотвержение состоит на службе у нашего самосохранения. Они хоть и делят нашу жизнь между собою пополам, но самоотвержение мы все же относим к поэзии, к делу немногих избранных, а самосохранение к инстинкту, к врожденной форме поведения человека? Мы самоотвергаемся, чтобы самосохраниться. Даже тот, кто в петлю лезет, думает, что убежит и сохранится от житейских мук. А что уж говорить о прочих малых и больших делах самоотвержения. Мы можем раздать всё своё имение; расстаться со всей своей комфортной жизнью; дать всем, кому не лень, ходить по нам ногами; можем притвориться мертвой змеей, позволить себя швырять куда попало; можем прогибаться и утончаться до туалетной бумаги, но только чтобы сохраниться. И не убедит нас, никто, что эта боязнь потерять свою душу, страх развеяться в ничто, есть всё тоже неверие Христу, всё тоже пребывание наше в самости.

И вот, в чем парадокс. Когда мы самосохранившиеся, вдруг, остаемся в совершенном одиночестве... Здесь даже не требуется тюремная камера-одиночка - самое тяжелое наказание, что придумал для себя человек. Достаточно в квартире своей остаться пожилым одиноким пенсионером, как выяснится, что сам себе я вообще не нужен, что более неинтересного, скучного, отвратительного сожителя, чем я есть для себя, на свете не существует. Мне приятнее общаться с птичкой за окошком, с мышью, с тараканом, Но я им не нужен, Я вообще никому не нужен! Даже смерти я не нужен. Мне некому, некуда, не во что себя отдать, А сам в себе я задыхаюсь. Как разбить эту ужасную сохраняющую меня в самом себе раковину, чтобы вылететь на свободу, я не знаю!

Поэтому, если решать проблему самоотвержения, то необходимо думать об отвержении своей отдельности, своей мертвенности к человеку, как ближнему, так и дальнему. И конечно здесь требуется наша ненависть к своей жизни во имя себя частного лица. Без ненависти к себе частному, нам не сдвинуться с места к себе всеобщему. Без ненависти к себе мертвому и самые близкие будут для нас людьми с закрытой душой и темным сердцем. Почему святые отцы знают и чувствуют любого человека? Откуда у них способность прозорливости? Скажете – это дар Божий. Но почему Бог дарит прозорливость им? Потому что они отвергли себя. Они умерли для себя частного человека и живут всечеловеком. Каждый, кого приводит к ним Господь, для них открыт, как собственная душа.

Но секрет в том, что никогда нам не возненавидеть себя мертвого к человечеству до тех пор, пока мы не возненавидим себя мертвого к себе слову Божию. Мы так и будем, в заботах «для души нашей, что нам есть и пить, и для тела нашего, во что одеться, собирать себе сокровища на земле, где моль и ржа истребляют, и где воры подкапывают и крадут [Мф. 6.25, 19], пока не повернемся лицом к себе богословесному и не начнем душу кормить ее естественной пищей: словом Божиим, Его энергией, Его мыслями, Его волей. Тогда и тело наше будет очищаться от всякой скверны, и одеваться светом души, насыщенной Жизнью. И когда мы поймем, что простое исполнение воли Божией сладостнее всех самых невообразимых удовольствий; что богообщение – это единственное, без чего мы не можем жить; что ради стяжания Духа Святого мы согласны всю жизнь в червях прогнить, вот тогда наше самоотвержение может быть даже и само начнет направлять меч нашей ненависти на всё наше любезное, родное и естественное, с чем вязнем мы в житейской тине нашего «видимого» мира тьмы.

У отцов Церкви работа по отвержению мертвенности к себе богословесному лежит в области аскетики и имеет такие названия, как «борьба с плотскими страстями», «вражда с телом», «умерщвление плоти». Апостол Павел говорит о тлеющем во времени внешнем человеке, противоборствующем обновлению человека внутреннего. «Бедный я человек! Кто избавит меня от сего тела смерти?… Тот же самый я умом моим служу закону Божию, а плотию закону греха» [2 Кор. 4.16; Рим. 7.24]. Всё это дает понять о тяжести отвержения своей мертвенности, но не дай Бог свалить все наши беды на наше тело. Мы должны знать, что плоть наша, наш биохимический организм тоже природы богословесной, и тоже живое творение Божие, дарованное нам Богом в земное наше заточение, как ближайший самый преданный друг, безропотный помощник и защитник, способный и податливый на наше воспитание ученик. Ведь, часто тело наше молится за нас, стоит и читает вслух молитвы. А мы в это время думаем о предметах посторонних. Более того, тело наше – это объятый нами космос, не тот, разумеется, который должен еще объять всечеловек, а элементарный, подаренный Богом частному лицу. И не столько тело нуждается в нашей заботе, во что его одеть или, наоборот, вступить с ним в схватку, сколько мы нуждаемся во внимании к нему, как ближайшему окружению нашего «Я», под видим коего Господь наставляет нас на путь истинный.

Должны мы в своем сознании установить истинное восприятие и прочего, не ближайшего нас окружения, восприятие всего окружающего нас мира. Для этого, опять же, надо отвергнуть наше научное знание о мире, как о разнообразных проявлениях живой и неживой «природы», о материальных и нематериальных явлениях. Тем более что наука до сих пор так и не объяснила кто они такие «природа» и «материя». Мы должны знать, что видимая нами Вселенная есть богословесное творение Божие, и воспринимать должны всякую тварь и всякое явление тварное, прежде всего, как слово Божие, слово Отеческое, слово-наставничество на путь жизни. «Благословляя вселенную, – пишет П. Флоренский, – подвижник всюду и всегда видит в вещах знамения Божии и Божии письмена».

Вы скажете: «Постойте, батюшка! Что же это получается? Весь мир – сплошное Божие словоизвержение? Если в таком виде я буду воспринимать мир, то окажется, что кроме меня и Бога в мире вообще никого нет? Только я и наставляющий меня на путь истинный Бог»? Вы не поверите, но в пределе так оно и есть. Тогда вы спросите: «А как же остальное всё вокруг меня движущееся, говорящее, живущее, всякие ближние и дальние? Они, что? Только видимость, иллюзия, майя, как говорят йоги»? Нет, не иллюзия, не майя. Всё остальное – это ты сам и есть. И вы со всей искренностью скажете, что автор просто бредит. Вот такое наше отношение к истинному восприятию мира. А ведь основа истинного восприятия мира дана была Богом и ветхому человеку и новому.

«В законе что написано? Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всею крепостию твоею, и всем разумением твоим. Сия есть первая и наибольшая заповедь. Вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя» [Мф. 22.36-40]. Как любить невидимого Бога сердцем, разумением и крепостью, то есть всей душой? Только лишь воспринимая Его энергии, мысли и волю под видом ближнего. И это дело первостепенное. Второе дело возлюбить уже самого ближнего, как себя, что возможно лишь отдавая ему всю свою энергию, мысли и волю, всю душу свою. Заметьте и указание Христово: на таком мировосприятии «утверждается весь закон и все пророки». Сам Он и пример нам показал, когда на шум приближающейся толпы во главе с Иудой, сказал: «Отче, да будет воля Твоя», а затем уже в муках на кресте, «прости им, ибо не знают, что делают» [Лк. 22.42; 23.34]. Кто-нибудь из вас пробовал во время невыносимых мучений, когда всего тебя заполоняет одна невыносимая боль, заставить себя беспокоиться и хлопотать, чтобы только не пострадал из-за ваших страданий ваши мучители? Думается, такое возможно только при одном условии. При переселении себя в своих мучителей, когда ты уже не ты, но ты и твои мучители – одно. Христос отдал Себя истязателям и молился за Своих не ведавших своего греха.

Мы самосохраняющиеся в телах-крепостях, ревностно оберегающие свое неприкосновенное «Я» от посягательств внешнего мира, не знаем, что мы не только способны, а мы призваны Богом восстановиться до осознания себя всечеловеком, как существом космического масштаба. И это не фантазия размечтавшегося богослова, что человек призван воссоединить в себе всю совокупность тварного бытия, чтобы, не имея ничего вне себя, кроме одного Бога, полностью отдать Ему себя, в порыве любви, и вручить Ему всю вселенную, соединенную в его человеческом существе (Св. Максим Исповедник). Дело, которое исполнил Христос и выстелил нам Собою его осуществление. И обидно за человека. Вместо того чтобы давно уже жить жизнью космической, не яблоками отъедаться в раю, как некоторые представляют себе небесное житие, а быть Божиим вселенским соработником, мы все еще остаемся в процессе гниения разложившегося по Земле человечества.

Как оживать? Возможность одна, притом радикальная – «родиться свыше». Рожденному от воли плоти надо родиться от воли Божией [Ин. 3.7; 1.13]. Таинство Крещения отцы Церкви называют «вторым рождением». Таинство величайшее, но сколь не действенна в нем сила Божией благодати, св. И. Златоуст прилагает к нему и условие нашего в нем соучастия. «Грехи уничтожает купель, а привычку исправь ты». Св. Кирилл Иерусалимский говорит еще строже: «Никакой нет пользы нам приобрести наименование христиан, если не будет это сопровождаться делами». Привычку жить плотью, мертвым к Богу и к себе богословесному, христианин и должен исправить, сопровождая жизнь свою делами самоотвержения, способом преломления мира верою во имя Господа и Бога и Спаса нашего Иисуса Христа.

Ключ, открывающий тайну самоотвержения – наша способность преломления. Сколь успешно мы продвинемся в деле преломления, столь активнее, полнее и действеннее будет осуществляться самоотвержение. Преломление рождает, реализует и сохраняет самоотвержение. Преломление – основной урок «Тайной вечери». Чтобы научить нас отвергать наше плотское, «видимое» мировосприятие, Христос взял хлеб, преломил его и сказал: «Это Тело Мое». И мы никогда не сможем отвергнуть свое безбожное мировосприятие, сколько бы мы ни доказывали сами себе, что всё Богом сотворено, что Бог все видит, что Бог накажет, и прочее в этом роде, до тех пор, пока не научимся преломлять в своем сознании видимый нами мир, и не познаем на собственном опыте его Богословесную реальность.

И никто за нас этого не сделает. Никто нас не заставит. Только каждый сам должен начинать учиться воспринимать мир преломленным во Имя Христа, чтобы познать в нем Отеческое откровение. Только каждый сам должен начать воспринимать мир преломленным во имя Христа, и с благодарением вкушать подаваемую в нем Богословесную пищу, чтобы отвергнуть себя, вечно голодного вора и лжеца. Только каждый сам должен преломлять мир и предавать себя целиком наставничеству и путеводительству Христову, чтобы отвергнуть, наконец, себя самостного мертвеца. И тогда в самые страшные минуты он, может быть, и сможет воспринять мир не как толпу народа во главе с Иудой, а как волю Божию, и достойно предать в руки Отца душу свою. Тогда, быть может, и диакон не на воздух будет вычитывать окончание каждой ектении, «сами себя и друг друга и весь живот наш (жизнь нашу) Христу Богу предадим». Потому что не отходит от меня грешного мысль, что никто ведь и не знает, как отдавать Христу себя, друг друга и всю нашу жизнь. И не узнает, пока не увидит Христа и в себе, и друг в друге, и во всей нашей жизни. «Постоянное памятование о Боге делает нас храмом Божиим». – Говорит св. Василий Великий. А как постоянно памятовать о Боге? Помнить, постоянно, что Он где-то там, на Небе, а мы тут маемся без него? Постоянно не получится. Житейская текучка не позволит. Рожденный от воли Божией должен и постоянно жить Божией волею, чтоб всё вокруг звучало и дышало Христом Богом.

А пока что у нас, рожденных от воли плоти, всё звучит и дышит плотью, во всем ищем и постигаем законы и смыслы материального мира, во всем видим плоть, и, прежде всего, в самих себе. И без преломления себя во имя Христа, нам не отвергнуть себя плотского и не родить себя богословесного. Что тоже должен сделать каждый сам. И для этого не надо бросать физический труд и срочно переходить в работники умственного труда; не надо морить себя голодом и доводить себя до дистрофии; не надо спешить продавать квартиру и раздавать деньги нищим, доказывая себе, что ты не какой-то там материальный организм по переработке животно-растительной пищи и прочих земных удовольствий, а что под видом твоего уникального тела ты осознаешь себя словом Божиим.

У познавших себя словом Божиим не исчезает аппетит, не появляется отвращение к здоровью и тяга к умственному труду. Насыщенные Словом Божиим из Церковных богослужений, Священного Писания и мира, преломленного во имя Христа, в них открывается сама сущность Слова Божия. Ум озаряет знание своего вечно живого единства со всем миром тварным, и «возгорается сердце о всех: о людях, о птицах, о животных, о демонах и о всякой твари. При воспоминании о них и при воззрении на них очи у человека источают слезы от великой и сильной жалости, объемлющей сердце. И от великого терпения умиляется сердце его, и не может вынести, или слышать, или видеть какого-нибудь вреда, или малой печали, претерпеваемых тварью. А посему и о бессловесных, и о врагах истины, и о делающих ему вред ежечасно со слезами приносит молитву, чтобы сохранились они и очистились; а так же и о естестве пресмыкающихся молится с великой жалостью, какая без меры возбуждается в сердце его» (св. Исаак Сирин). Тогда кормить и поить собою праведных и неправедных становится для него потребностью, делом его жизни, поскольку, как святой апостол Павел, он может сказать: «Уже не я живу, но живет во мне Христос» [Гал. 2.20].

Мы часто слышим со стороны, что жить по Евангелию очень сложно: столько заповедей, столько запретов. И вообще в христианстве столько премудростей, и все это расплывчато, все туманно. Православные, староверы, католики, протестанты, униаты, сектанты. У всех свои законы, свои порядки. И вообще, человеку трудно жить множеством наставлений, указов, истин. Человеку хочется свое понятие о жизни сложить в простую, конкретную, ясную для него формулу, что, кстати, и единственный Учитель предлагает: выбрать «тесные врата и узкий путь» [Мф. 7.14], чтоб не блуждать по дороге, на которой и обочин не видно.

На это мы так скажем. В тысячах страниц Священного Писания и писаний святых отцов Церкви – Истина. В таинствах и богослужениях церковных – Жизнь. В преломлении мира во имя Христа – Промысел Божий, наставляющий нас на Путь. И вся эта широта христианской жизни ведет на узкую тропинку, на которой никого, кроме Бога и тебя, не остается. Как идти по ней? Учителем сказано: «любите друг друга» [Ин. 15.30]. Проще, яснее, конкретнее формулы быть не может.